задержать внимание не дольше пяти секунд и оказалась на редкость пустоголовой. Удивительный случай! До сих пор не знаю, кто так подшутил над бедняжкой! Гены она унаследовала превосходные: ее отцом был безымянный гений из местного банка спермы, а матерью — самая деловая из всех деловых кадатских дам. Ей принадлежала четверть планетарных алюминиевых заводов, а кроме того — лесные угодья величиной с земную Сицилию. К несчастью, с мамашей-миллионершей случилась финансовая катастрофа, и этот крах ей пережить не удалось — под руками у нее был бластер, и в тот момент, мне кажется, она думала не о дочери, а о своем рухнувшем богатстве. Но что-то ей удалось сохранить, и все эти средства были отписаны на имя Дафни — не слишком много для транжиры и глупца, но вполне достаточно для человека разумного. Увы, Дафни к этой категории не относилась! В ее хорошенькой головке бродила всего лишь тройка мыслей — да и тем, как я подозреваю, было тесновато. Первая: счет в банке со временем растет, а его владелец — богатеет; вторая: в богатом мире легче и проще жить, чем в бедном; и третья: через четыре-пять столетий Кадат будет богатым миром, а ее счета вырастут до небес. Она, можно сказать, зациклилась на этих идеях и хотела подловить спейстрейдера, обратив свои мечты в реальность.
Тут я ей и подвернулся…
Я замолчал, и Шандра с тревогой уставилась на меня.
— Грэм, милый, ты печалишься? У тебя такой тоскливый взгляд… Еще немного, и я начну ревновать!
— Что сделаешь, принцесса, тебе достался потертый товар… без надписи на упаковке: “Невинность, обращаться с осторожностью!” Жаль, верно? С таким штампом ты сильней любила бы меня?
Ее глаза сверкнули от обиды. Я вновь забыл, как она ранима; наверное, пройдет немало лет, пока она научится смеяться каждой моей шутке, даже самой глупой.
— Грэм, это несправедливо! Массаракш! Ты, старое чудище из космоса…
Я поднял руки, сдаваясь и вымаливая прощение.
— Не сердись, милая… можешь меня укусить, если я заслужил… Но от своих воспоминаний не скроешься и не сбежишь! А я вспоминаю о Дафни с сожалением и с радостью. Я вижу ее мордашку, касаюсь ее щеки, целую губы, и мне приятно; но стоит услышать ее голосок…
— Что-то у вас не получилось, дорогой?
— Все не получилось! Все, кроме постельных забав! Но секс — не самое главное, а в остальном мы подходили друг другу не больше, чем еж и курица. Да, именно так: еж и курица в одной упряжке…
Я понял это не сразу — слишком много дел навалилось перед отлетом. Я собирался понадежнее разместить капиталы Дафни — теперь на мне лежала ответственность за ее состояние, а значит, за ее судьбу. Я продал остатки лесных угодий и земли; это имущество без хозяйского глаза грозило одними убытками. Я вложил ее средства в несколько разных отраслей: морские перевозки, системы коммуникации и связи, переработка вторичного сырья, жилищное строительство, пивоваренный завод, частная клиника, муниципальные займы… Если прогресс на Кадате не остановится (что маловероятно), то деньги будут делать деньги — особенно в таких надежных областях, как выбранные мной. Затем я назначил крупнейший из столичных банков надзирать за всем имуществом моей супруги, договорился о процентных ставках и премиальных платежах, подписал все нужные доверенности и упрятал акции в банковские сейфы. Покончив с этими делами, мы с Дафни отправились странствовать среди звезд. Согласно нашему контракту я обязался возвратить ее домой ровно через половину тысячелетия. Разумеется, речь шла о стандартных годах; наше личное время могло колебаться от пяти до семи десятилетий.
Но это тоже немалый срок, и через два-три месяца я начал сожалеть, что он не равен, скажем, году. Дафни была милой и ласковой девушкой, но что она могла мне предложить — разумеется, кроме секса? Увы, ничего! Если у нее имелась пара извилин под черепом, это никак не влияло на наши беседы. Кончались они всегда одинаково: Дафни, подняв мечтательный взгляд к потолку, размышляла о том, как вернется домой, как разбогатеет и будет хвастать всем и каждому, что была супругой великого капитана Френча, Торговца со Звезд. Живи мы где-нибудь “внизу”, на планете, ее разговоры и наивное тщеславие не раздражали бы меня, но корабль — более ограниченная территория, и скрыться от Дафни я мог разве что в реакторном отсеке.
Шандра усмехнулась:
— Не понимаю, Грэм! Если она была такой надоедливой, почему ты не разорвал контракт и не выплатил неустойку?
— Видишь ли, дорогая, я очутился в ловушке: Дафни меня любила, я это знал, и я не мог обмануть ее доверия. Слишком она была неприспособленной и беззащитной! Она надеялась лишь на меня и на свое грядущее богатство — две стены, которым полагалось оградить ее от всех опасностей и тягот мира. Я не мог ее бросить! К тому же я сомневался, что ее состояние на Кадате будет таким большим, как она надеялась. Эта мысль, сказать по правде, мучила меня всю дорогу и не давала спать.
— Но отчего? Ведь ты поместил ее деньги в самые выгодные предприятия, и…
Я взмахнул рукой.
— Не говори мне о выгоде, которая светит через половину тысячелетия! Это как икра от лосося из той речки, что потечет с гор, если случится жаркое лето и ледник растает… Может, лето и впрямь будет жарким, и речка появится, и лосось — да только не ты его выловишь, и не тебе достанется икра!
Словом, миновал год, и у меня начались галлюцинации. То мне чудилось, что на Кадате власть захватили коммунисты и, по своему обыкновению, национализировали все, от заводов и фабрик до последней курицы; то я маялся, представляя, как на Кадате грянула чудовищная гиперинфляция — мне снились купюры с бесконечным числом нулей, и каждый нуль хохотал над старым доверчивым Френчи, нагло разевая пасть. Еще я думал о том, что ка-датские банкиры могли меня ограбить и надуть, что все компании, включая пивоваров и старьевщиков, могли благополучно лопнуть, что какой-нибудь дальний родственник Дафни мог обратиться в суд, чтобы ее признали погибшей и лишили материнского наследства. Помимо всех этих страхов не исключалась вероятность демографического взрыва и как следствие — жесткого кодекса для эмигрантов; иначе говоря, Дафни могли не пустить на родину, словно загулявшую без спроса кошку. Такое уже случалось — на Транае, Сан-Брендане и в других мирах. Эти мысли мучили меня из месяца в месяц; я чувствовал, что близок к безумию, когда пытался представить все возможные неприятности. Особенно самую страшную: Дафни не пускают на Кадат! И что мне тогда с ней делать?..
— Хмм… — Шандра принялась задумчиво накручивать золотистый локон на палец. — А что ты скажешь про амплуа любимой зверушки? Ты мог бы гладить ее, а она мурлыкала бы в ответ… Или ты поселил бы ее в саду, чтоб она поливала цветочки и болтала с рыбками… А может, наоборот… Не сомневаюсь, ты бы справился и что-нибудь придумал. Ты ведь такой хитроумный мужчина, Грэм! Кажется, ревность покинула Шандру, сменившись иронией. Или она вообще не ревновала, а только делала вид? Во всяком случае, прогресс был налицо: там, где звучат шутки, нет места раздражению и неприязни.
— Я не люблю домашних зверушек, дорогая. И при всем своем хитроумии я мог бы сделать только одну вещь: дождаться окончания контракта и подыскать для Дафни новый мир.
— Это было бы сложно?
— Не думаю. Какая-нибудь планета на Окраине или развивающийся мир, где еще не приняли жестких иммиграционных законов… Я мог бы снабдить ее деньгами, оставить там и забыть о ней. Но надолго ли? Я знал, что она будет мучиться и страдать, если мы расстанемся таким вот образом; деньги мои превратятся в подачку, и чем я буду щедрее, тем с большей остротой она почувствует свою нищету. Не унижать ее, не оставлять ей ничего? Такой вариант тоже исключался: без денег она бы погибла.
По лицу Шандры промелькнула тень.
— Неужели деньги так много значат? Больше, чем любовь и доброта, милосердие и справедливость?
— Нет, девочка, разумеется, нет. Доброта, милосердие и любовь, оплаченные деньгами, неискренни и лицемерны, а купленная справедливость попахивает коррупцией. И все-таки деньги очень важны — не сами собой, а как залог свободы. Такова реальность, моя дорогая! Лишь богатый свободен, свободен в той мере, в какой это дозволено Мирозданием. Заботы о пище и крове не беспокоят его, он волен идти куда пожелает и делать то, к чему стремится… За деньги не купишь любовь, но как отыскать ее бедняку и как сохранить? Я знаю людей, которые брезгают деньгами, считая их злом, но это лишь поза,
