улыбнулся и молча впустил меня в квартиру. Сев по его приглашению в кресло, я изложила свое дело. Он выслушал, попросил меня подождать и вызвал кого-то по телефону. Понять, что он говорил, я не могла, так как разговор шел по-фински. Сказав кому-то несколько слов, толстый господин протянул мне трубку и объявил, что Николай Карлович желает лично говорить со мной.
– Но я думала, что Николай Карлович – это вы? – недоуменно спросила я.
В трубке послышался слащавый голос. Он уверял меня, что очень польщен моим визитом, и спрашивал, не может ли он посетить меня в пансионе сегодня вечером. Я ответила, что буду рада видеть его, и дала адрес.
– Не беспокойтесь, не беспокойтесь, – рассмеялся Николай Карлович, – я отлично знаю, где вы живете. Знаю, на каком этаже вы живете, в какой комнате и знаю даже, что вы ели сегодня за завтраком. Буду у вас в восемь часов вечера.
Ушла я из этой странной квартиры с невольным чувством страха. Адреса своего я никому не сообщала и все письма получала по почте «до востребования». Откуда этот таинственный Николай Карлович мог знать, где я живу? Шульцам это тоже не понравилось. Узнав от меня подробности телефонного разговора, они сейчас же решили, что Николай Карлович большевистский агент, и предложили выследить его, когда он придет ко мне, чтобы узнать подробно, кто он такой и не связан ли он с местными большевиками.
Пробило восемь часов, а Николая Карловича не было. В половине девятого он по телефону сообщил, что не может прийти раньше девяти. Я знала, что Шульцы стерегут его на морозе, но боялась предупредить их, так как за мной тоже могли следить.
В девять часов раздался стук в дверь. Появившийся на пороге высокий человек с военной выправкой, по-немецки щелкнув каблуками, назвался Николаем Карловичем. Не ожидая приглашения, он сел и сообщил, что получил письмо от Орлова, однако ничего из письма не понял и был бы благодарен, если бы я все сама рассказала ему.
Я вкратце повторила то, о чем писала Орлову, прибавив, что мой муж лежит больной в Париже и послал меня сюда навести справки о его друге Штейнберге.
Николай Карлович выслушал рассказ, не глядя на меня и не произнеся ни слова. Но когда я закончила говорить, он вдруг поднялся и вперил в меня пронзительный, гипнотический взгляд. Мое сердце остановилось, колени затряслись, я побледнела и прислонилась к стене, чтобы не упасть в обморок. Настоящий чекистский взгляд!
– Вы знаете генерала Кутепова? – спросил он резко.
Этого вопроса я больше всего боялась. С усилием, овладев собой, я ответила равнодушно:
– Нет, не знаю. Но я, кажется, слышала эту фамилию. Он русский. Это русская фамилия.
– Вы совершенно уверены, что не знаете его? – продолжал допрашивать гость, не сводя с меня пронизывающего взгляда.
– Вы думаете, он мог бы помочь нам? – спросила я, притворившись непонимающей. – Он в Финляндии?
В течение минуты Николай Карлович сверлил меня черными как уголь глазами и повторил:
– Вы уверены, что не знакомы с ним?
Мой голос оборвался. Язык прилип к гортани. Я в отчаянии покачала головой. Николай Карлович опустил глаза и сказал:
– Думаю, что навести справки о вашем друге Штейнберге можно, но это будет стоит денег.
– Я готова заплатить за сведения.
– Отлично, – оживился Николай Карлович, – у меня в ЧК служит приятель, и через него можно получить информацию. Если этот Штейнберг жив, мы найдем его. Если он мертв, мы доставим вам фотографию его тела. Завтра я буду у вас в это же время и скажу, сколько это будет стоить.
Как только он ушел, я оделась и пошла к Шульцам. На лестнице пансиона я столкнулась с одним неизвестным человеком, на крыльце с другим. На противоположной стороне улицы в тени подъезда стояла Мария Шульц, но я не подала ей знака, так как поняла, что за мной следят. На углу я взяла такси. Человек, следовавший за мной, тоже взял такси.
Велев шоферу ехать на вокзал, я, войдя в зал, спряталась за углом газетного киоска. Минуту спустя шпион подкатил к зданию вокзала, вбежал в зал и, не заметив меня, бросился на перрон. Улучив удобный момент, я выбежала, вскочила в такси и назвала шоферу улицу неподалеку от дома Шульцев. Улицы были пустынны, когда мы приехали. Убедившись, что за мной не следят, я расплатилась с шофером и вошла в нужный дом.
Мария Шульц уже ждала меня и, не теряя времени на лишние разговоры, сообщила о том, что узнала. С восьми часов перед дверьми пансиона дежурили два человека. Через некоторое время пришел третий, шепнул что-то первым двум и ушел. Затем все исчезли и вернулись на прежнее место без двадцати девять. В девять пришел Николай Карлович и, обменявшись знаками со шпионами, вошел в дом. Григорий Шульц с приятелем дождались его ухода и пошли следом за ним, но пока не вернулись.
Во время нашей беседы явились Шульц и его приятель. Проследить Николая Карловича не удалось: он сумел скрыться.
На следующий день я заметила, что в пансионе поселился новый жилец. Служанка, глупая финка, начала вдруг входить в мою комнату без стука и без видимого предлога. Когда утром я вышла из пансиона, она стремглав бросилась к угловому окну и начала вытряхивать коврик. В окне противоположного дома за этим сигналом наблюдал человек.
За мной, несомненно, следили. Днем я должна была встретиться с Марией Шульц, и внимание незнакомых людей стесняло меня. Мария, явившись на свидание, показала мне записку, в которой Бунаков спрашивал, все ли со мной благополучно, так как один из агентов, служивший в финской сыскной полиции, сообщил ему, будто я арестована.
Вечером должен был прийти Николай Карлович и сообщить цену нужных мне справок. Вместо него в назначенный час прибыла записка, составленная по-немецки:
«Тысячу раз извиняюсь, что не могу быть сегодня у Вас. Мешают важные дела. Кое-какие сведения я уже получил, но сообщу Вам их позже. С Вашего разрешения буду Вам телефонировать завтра в 3 часа дня.
Слежка за домом тем временем продолжалась круглые сутки. Утром Николай Карлович телефонировал и сказал, что сегодня также прийти не сможет. В полдень шпионы исчезли. Затем явилась Мария Шульц и сообщила, что меня должны были арестовать сегодня днем, если бы начальник Генерального штаба Финляндии не вмешался и не потребовал произвести расследования в связи с деятельностью Николая Карловича.
Как впоследствии выяснилось, Николай Карлович оказался агентом финской сыскной полиции, принявший меня за большевистского провокатора. Полиция получила выговор, и меня оставили в покое. Но с этой минуты я окончательно поняла, что впредь должна рассчитывать исключительно на собственные силы.
В тот же день пришло сообщение из России, что никакой информации о Сиднее не имеется. Я пришла в отчаяние. Я тщетно умоляла моих новых друзей раздобыть для меня советский паспорт, чтобы можно было поехать в Россию. Они отказывали, убеждая меня, что такая поездка будет худшим видом самоубийства. Последние силы оставляли меня. Мария Шульц ходила за мной, как за ребенком, утешала, успокаивала. Я прониклась к ней полным, безграничным доверием. Когда она предложила мне вступить в организацию, я ответила согласием. С одобрения московского Центра меня приняли в организацию «Треста», присвоив мне псевдоним Виардо.
Так я заняла место мужа в антибольшевистском лагере.
Глава 2
Мария Шульц не разлучалась со мной в эти страшные мучительные дни. Она имела удивительную способность успокаивать, но обрести мир моей душе было трудно. Меня съедали горе и отчаяние. Мария поклялась, что вернет мне мужа, если он жив. Она обещала написать руководству «Треста».
– Они сделают это для меня, – говорила она. – Я играю важную роль в организации. Они примут мои условия. Я им скажу, что ничего больше не буду делать, пока они не найдут капитана Рейли. Они должны его найти. Организация имеет связи даже в правящих кругах Советской России. Руководители «Треста»
