Я подхожу вплотную и прерываю его созерцательные размышления приветствием:
— Здравствуйте, святой Мог! Я прошу прощения, но мне неизвестно ваше настоящее имя, и я обращаюсь к вам так, как я вас знаю.
Мог медленно переводит свой взгляд на меня. Так, нехотя, смотрят на надоевшего комара, пищащего над ухом, перед тем как его прихлопнуть.
— Кто ты? Откуда здесь взялся? — отрывисто спрашивает он, — Что это за дом? Откуда тебе известно это имя?
Его поведение и тон мне не нравятся и начинают раздражать. Но я сдерживаю себя. Мало ли по каким причинам он может быть сейчас не в духе. И откуда ему знать меня. Я ведь сейчас не в образе сэра Хэнка. Вежливо отвечаю:
— Я напомню вам. Мы с вами встречались в Красной Башне.
— В Красной Башне? — перебивает он меня, — Хм? Не помню. Когда это было? По вашему исчислению времени.
По нашему исчислению. Легко сказать. Я вспоминаю. Этой зимой я видел сына Эвы и Хэнка. Ему было полтора года. Когда я приходил к ним за Горшайнерголом, Эва была беременна. Значит…
— Это было примерно два года назад.
— Два года назад? Значит это было… — он задумывается, — Нет, не помню. Напомни мне детали встречи.
— К вам пришли рыцарь Хэнк и нагила Яла, которую вы, как святой Мог, должны были по обычаю, раз в десять лет, наделить чудесными дарами. У рыцаря Хэнка был Золотой Меч, который он завоевал на Желтом Болоте. Хэнк и Яла попросили вас помочь им закрыть ворота в Царство Зла, и вы рассказали им, как это сделать, воспользовавшись Золотым Мечем, назвав при этом его имя: Горшайнергол…
— Горшайнергол!? Где он? Где он сейчас?
Глаза Мога впервые за время нашего разговора оживляются. Тусклое выражение равнодушия и непомерного превосходства покидает их, они загораются и смотрят на меня с нескрываемым интересом.
— Не беспокойтесь, он в надёжных руках.
— Что значит, в надёжных? — нетерпеливо допытывается Мог.
— Это значит, что он больше не будет служить Злу.
— Кто ты такой, что берёшься судить обо всём? Кто ты такой, что воображаешь, будто тебе известно, что есть Зло, а что есть Добро, и есть ли они на самом деле? Горшайнергол принадлежит моему народу, и он должен вернуться к нам!
— Вы хотите сказать: Горшайнергол принадлежал вашему народу, и вы его каким-то образом утратили. Случайно или нет, но он оказался в руках наших врагов. Мы с большим трудом, рискуя жизнью, отбили его у них. Теперь он принадлежит нам по праву военной добычи. Может быть, мы и вернём его вам, когда сочтём нужным.
Я уже с трудом сдерживаю себя и готов наговорить Могу ещё больших дерзостей. Но на моё плечо ложится и сжимает его лёгкая, но сильная рука. Оборачиваюсь. Сзади стоит Лена. Она уже надела халат и голубые тапочки. Лена предостерегающе опускает веки. Я успокаиваюсь и поворачиваюсь к Могу. А тот уже смотрит на меня прежними тусклыми глазами.
— Хорошо, — произносит он, — Оставим это на будущее. Я теперь вспомнил всё. Но откуда ты знаешь всё это? Тебя же там не было.
— Пройдёмте лучше в дом, — приглашает Лена, — и там, за столом поговорим в нормальной обстановке.
Но Мог словно не слышит её. Лена для него как бы не существует. Он по-прежнему смотрит на меня и ждёт ответа. Мне очень хочется дать ему в морду, чтобы он получил хоть небольшое представление о том, как не надо себя вести. Но рука подруги вновь сжимает моё плечо, и я повторяю её приглашение от своего имени.
— Нет, — отказывается Мог, — В ваш дом я не пойду. Если тебе трудно разговаривать стоя, мы можем присесть вон там.
Он показывает на две скамейки у крыльца. Мы усаживаемся друг напротив друга, а Лена поднимается на крыльцо. Оттуда она демонстрирует мне красноречивый жест двумя пальцами: мизинцем и большим, кивая в сторону Мога. Я предлагаю:
— Может быть вы желаете что-нибудь выпить? У нас найдутся напитки на любой вкус.
— На мой вкус ты здесь напитков не найдёшь, так как просто не знаешь моего вкуса. Дай мне воды из этого колодца.
Лена идёт к колодцу, а я, пользуясь возникшей паузой, разглядываю Мога повнимательней. Да, это — Мог, и в то же время, это не он. Лицо то же самое, но вот его выражение и глаза, всё это мне совершенно не знакомо. Я помню живые, заинтересованные лица старого Лока и святого Мога. Помню выражение их глаз. Это были человеческие лица и человеческие глаза. А сейчас передо мной сидит какой- то египетский Фараон, привыкший беседовать с Богами и боящийся уронить своё бессмертное достоинство проявлением элементарных человеческих эмоций. А глаза! Тусклые и неподвижные, они смотрят и на меня, и одновременно куда-то сквозь меня. Впечатление такое, словно их владелец видит что-то недоступное взорам простых смертных. Когда его взгляд останавливается на мне, мне кажется, что по мне прыгают лягушки.
А одеяние его чего стоит! Я хорошо помню простую одежду старого Лока и сутану Мога. Ничего яркого, ничего экстравагантного. А сейчас на нём какой-то невообразимый ярко-малиновый халат с зелёными узорами, высоким стоячим воротником и широким желтым поясом. Ткань халата производит впечатление жесткой как листовой металл. Ниже пояса полы расходятся и видно, что на ногах у него не простая обувь, а какие-то ярко-красные чулки не то из кожи, не то из пластика. Они обтягивают ноги и отсвечивают бликами на солнце.
Лена протягивает ему ковш с водой, но он не реагирует. Тогда Лена передаёт ковш мне, и я предлагаю его Могу. Тот принимает ковш и проводит над ним ладонью левой руки. Вода темнеет, от неё идёт пар или дым. Мог маленькими глотками выпивает жидкость и ставит ковш на скамейку.
— Ну, я жду объяснений, — говорит он.
Даже голос у него другой. И Лок, и Мог говорили простыми человеческими голосами. У этого в голосе не то петли дверные скрипят, не то жернова трутся. Или мне это только кажется?
— В образе рыцаря Хэнка в Красной Башне был я, а в образе нагилы Ялы — она, — я киваю на Лену.
— Что это значит? Как это — в образе? Объясни.
Я кратко рассказываю ему о том кто мы такие, чем занимаемся и каким образом состоялась наша с ним встреча в Красной Башне. За всё время рассказа с лица Мога не исчезает выражение недоверия. Лена оставляет нас и молча уходит в дом. Минут через пять она возвращается переодетой. На ней белое короткое платьице и босоножки с ремнями до колен. Это то, что она сотворила в первое утро, когда я сказал, что она снилась мне в таком виде. Конечно, слов нет, в этом наряде она выглядит очень эффектно. Только зачем она так принарядилась перед этим «восточным сатрапом», который ведёт себя так, словно её вообще не существует?
Лена присаживается рядом со мной. Холодные, ничего не выражающие, глаза Мога останавливаются на ней, и на мгновение в них вспыхивает что-то человеческое. Они как бы оживают. По каменному надменному лицу пробегает тень улыбки.
— Вспомнил, — говорит он, — Теперь я вспомнил и вас, и наш разговор.
До меня доходит смысл Лениного переодевания. Сейчас она похожа на нагилу в её традиционном наряде. А Лена невинно покачивает ножкой, словно всё это не имеет к ней ни малейшего отношения. Оживившееся на мгновение лицо Мога снова принимает бесстрастное выражение.
— Было бы довольно странно, если бы вы так и не вспомнили нас. Ведь в Красной Башне вы поняли, что я не простой рыцарь, а она не обыкновенная нагила. Или я заблуждаюсь?
— Нет, почему же, не заблуждаешься. Я тогда понял, кто вы такие, и цели наши совпадали. А что ты делаешь здесь, и как ты сюда попал? Здесь никого и ничего не должно быть: ни людей, ни строений.
— А вы часто бываете здесь?
