чорум. И это было потрясающее опьянение! Как любили говорить десятники, очумительный, ломовой кайф. Затем, не снимая чудодейственного прибора, он взял в руки гынду, на которой теперь сам умел играть. О! Фуруху изобразил такое «под чорум с обручем»!.. Птицы слетелись слушать! Впрочем, возможно, птицы ему и примерещились, но в любом случае впечатление осталось очень яркое. И наконец, он рискнул не снимать обруча, когда остался ночью с женщиной. Вот что было по-настоящему неописуемо! «Ах, если бы еще второй обруч!» — мечтал Фуруху — И высказав свою оригинальную мысль очередной пришедшей к нему подруге. С этого все и началось.
Подруга была самкой фруктовика.
К этому моменту Фуруху давно перестал считать фруктовиков грязными, неопрятными и дикими. Брезгливость сменилась устойчивой симпатией. Он уже знал, что они практически во всем как люди. То есть они и вправду люди, просто, другой расы. Было теперь в лексиконе Фуруху и такое слово. И вот, пообщавшись уже с несколькими самками, а к тому же распознав среди «желтых» и «черных» нескольких переодетых самцов, он пришел к окончательному выводу: фруктовики — более высокоразвитая раса, чем люди планеты Моналои. Как ни дико казалось поначалу сознавать такое, двух мнений на этот счет быть уже не могло. Во всяком случае, у человека, мало-мальски разобравшегося в общей ситуации на планете. А когда разберешься мало-мальски, очень хочется разобраться и как следует. Очень — не то слово. Сильнее всего на свете хочется: сильнее, чем еды, чорума или женщин.
Впрочем, насчет еды, это он, конечно, загнул… Фуруху вспомнил, как грыз зубами сарателловые ножки и усомнился в неистребимости своей тяги к знаниям. Но… Ведь подобного выбора никто перед ним пока не ставил И Фуруху рискнул поговорить всерьез. С кем? Понятно, с кем. С самкой фруктовика, точнее с пушистой девушкой, как он стал называть их теперь, отучая себя от грубого прозвища.
И не случайно именно ей он предложил раздобыть где-нибудь такой же, как у него, гипноизлучатель, чтобы они могли одновременно и очень тонко чувствовать друг друга. Предложение это не могло не удивить своей необычностью и послужило неплохой затравкой для разговора.
В общем, Фуруху не обманулся в ожиданиях. Пушистая девушка оказалась хорошо образованной, как и большинство людей ее расы. Она знала невообразимо много интересного о других планетах, звездах и звездных скоплениях. Она прочла ему целую лекцию по астрономии и космонавтике Потом перешли к делам земным, то есть моналойским. В истории родной планеты для Фуруху существовало изрядное количество белых пятен. И похоже было, что к некоторым из этих тайн не имеют доступа даже фруктовики. Во всяком случае, пушистая девушка оказалась не в курсе многих важных событий прошлого. Она, например, не знала, когда и откуда появились здесь первопоселенцы, а также когда и зачем на смену старой, эмирской власти пришла новая, фэдерская Но она достаточно подробно рассказала о самих фэдерах Так называли в действительности лишь нескольких высших руководителей планеты. Фадер — пошведски отец, фэдер — отцы, а все руководство и служба безопасности, как наверху, так и на местах, разговаривают именно на упрощенном шведском языке. Фуруху уже знал этот язык, но как-то слово «фэдеры», знакомое ему еще из моналойского, не соединилось в голове со своим изначальным смыслом. Бывает.
Ну что ж, отцы так отцы. Не слишком удивился Фуруху. Куда больше заинтересовало его, что означает «наверху» и «на местах». Пушистая рассказала и об этом. О северном материке Томфастланде и экваториальном Караэли. О спецпомощниках, которые в каждом султанате представляют фэдерскую власть. О том» что поставлены эти помощники, конечно же, над султанами, а сами фэдеры стоят над эмир-шахом Зульгидоем.
Фуруху аж вздрогнул, когда она назвала превеликого сокращенным именем. Не полагалось
— Так. Но им, фруктовикам, видно, было наплевать и на это: одно слово — высшая раса!
В общем, потихоньку вырисовывалось, кто есть кто на планете Моналои. И это в целом радовало, ведь Фуруху сам начинал чувствовать себя уже не совсем моналойцем.
Он изначально был необыкновенным человеком. Выродком, как он сам сказал бы раньше. Федоменом — как, замирая от восторга, именовал себя теперь. Фруктовикам такие нужны, они его обучат И станут использовать в совместных проектах — Для изучения наук, для освоения других планет, Для разработки новых технологий… Так вот о каких должностях говорил, надо понимать, Свамп, Когда туманно намекал на большие перспективы молодого вчерашнего сотника!
И Фуруху поделился своими мечтами с пушистой девушкой. А она вдруг загрустила. Фуруху не понял отчего. Стал допытываться. Девушка — в слезы. Что такое?! Его заело, как всегда, — не остановить теперь. Хочу все знать — и точка! Вынь да положь мне новую информацию. Девушка отплакалась, вытерла слезы и вдруг проговорила шепотом:
— Об этом нельзя рассказывать моналойцам, но тебе я расскажу. Ваша раса никогда не сможет выйти в космос. И ты никогда не сможешь заниматься освоением новых планет. Ты привязан к этой, потому что вы едите совершенно другую пищу. Понимаешь…
Вдруг гримаса боли исказила ее черты. Пушистая девушка поднялась, быстро оделась и спросила:
— Можно, я пойду?
— Конечно, — сказал вконец растерявшийся Фуруху. — Приходи завтра. Хорошо?
Она не ответила, ушла молча, и Фуруху в который уж раз подивился сам на себя: «Почему отпустил ее? Почему?»
На следующий день он попросил Свампа прислать ему ту же девушку.
— Не получится, — сказал Свамп равнодушно.
— Почему? — удивился Фуруху.
— Потому что сегодня утром ей отрубили голову, — пояснил Свамп еще равнодушнее.
— Жаль, — сказал Фуруху совершенно не своим голосом.
Ему вдруг захотелось плакать, что было абсолютно не присуще и дико для любого нормального моналойского сотника или охранника. С огромным удивлением он впервые в жизни почувствовал, что ему жалко не собственных утраченных возможностей — не удастся встретиться вновь с приятной партнершей, — а было ему жаль именно пушистую девушку. Как человека, как личность. Безумно жаль.
Чтобы сменить тему, Фуруху спросил:
— Сколько дней я уже провел здесь?
— Всего лишь двенадцать, — напомнил Свамп.
— Надо же! — искренне удивился Фуруху. — А кажется, что целую вечность.
— Еще бы, — со странной усмешкой сказал Свамп. — А уж мне-то и моим сотрудникам такое подчас кажется, что и произнести страшно…
Высокий представитель фэдеров выдал эту загадочную фразу и словно прикусил язык. Но Фуруху- то хорошо успел понять его. Конечно, фраза была не случайной. Разве такой человек способен обмолвиться? Просто Свампу хотелось увидеть реакцию Фуруху. Зачем? Ну, на этот счет у него уже созрела некая гипотеза. Все эти сотрудники, и черные, и желтые, а может, и сами фэдеры, БОЯТСЯ теперь своего бывшего простого сотника. Уж слишком быстро он начал меняться, ну прямо на глазах. А убивать не хотят — уникальный экспонат пропадет! Да что экспонат! Им бы, поди, и не удалось убить его. Раз уж Фуруху такой уникальный, значит, сумеет за себя постоять. Или кто-то еще вступится за него. Уж это точно.
— Когда ты последний раз говорил с Язоном динАльтом? — внезапно выпалил Свамп.
— Что? Так звали эту пушистую девушку? — глупо спросил фуруху, и только в следующую секунду до него дошел жутковатый в своей абсурдности смысл вопроса.
Но Свампа быстрый и чисто рефлекторный ответ подопытного сразу успокоил. Он только переспросил для верности:
— Ты что, действительно до сих пор не знаешь, кто такой Язон динАльт?
— Действительно не знаю.
— Слава Богу, — непонятно выдохнул Свамп.
Слово «бог» было уже знакомо Фуруху, но в самом общем смысле, и какого именно бога поминал Свамп, он даже представить себе не мог.
А ночью для него-таки прислали женщину, и опять пушистую, то есть из расы фруктовиков. Видно, Свамп искренне хотел утешить своего необычного пленника. Женщина была роскошная, просто сказочная. Нет, совсем не юная девушка, пожалуй, даже постарше самого Фуруху, но красоты неотразимой. И в огромных голубых глазищах, обрамленных длинными густыми ресницами (теперь подобные детали очень
