вошел, озираясь и прислушиваясь к каждому шагу. Издали донеслись голоса, хлопнула дверь, наступила тишина. Сколько у меня времени до возвращения рабочих, можно только гадать. Прежде чем это случится, я должен придумать план. Найти путь к спасению или убежище. Найти хоть что-нибудь!
Я увидел панораму с макетом здания. Какую-то лабораторию с массивными бесформенными аппаратами и путаницей проводов. Голый манекен в неприличной позе за пультом. Рядом — груду других манекенов, среди них виднелись полуодетые. Еще один — на заднем плане. В белом и с противогазом на голове. На груди — красная эмблема радиоактивной опасности. Я в испуге отпрыгнул и тотчас спохватился.
Джим, не будь болваном вроде этих безмозглых манекенов. Никто не додумается выставить на витрине настоящий источник радиации. Это все подделки.
Я зашел за панораму и наткнулся на шкафы, стеллаж с красками, полки для моделей и деталей. Есть где спрятаться. И есть где быть найденным. Надо идти дальше.
Надо ли? Смотри, Джим. Думай. Размышляй как фокусник. Отвлекай внимание. Всегда и везде Людей притягивает тайное, непонятное, сложное. На очевидное они просто не обращают внимания.
А в этот миг очевидное смотрело мне в глаза.
Я осторожно снял противогаз и посмотрел в нарисованные очи манекена.
— Понижаю тебя в должности, — решил я. Прежде чем снять с куклы одежду, я как следует запомнил ее позу. А когда раздел, перенес к груде манекенов. Будет восьмым в этой куче, на самом ее дне. Вон они какие пыльные, давно тут лежат. Авось никто не заметит, что полку пластмассовых трупов прибыло. Я оделся в белое и прислонился к скамье в точности как оригинал. Надел противогаз и тут же едва не задохнулся. Снял маску, обнаружил, что закрыт один из клапанов. Я его открыл, снова надел противогаз. Душно, но сносно. Я присмотрелся к скамейке. Как бы незаметно опереться, чтобы удобнее было стоять? Это удалось. Я сел на ближайший стул и прислушался.
Хлопающие двери и громкие голоса предупредили меня задолго до возвращения рабочих. Когда они вошли, я неподвижно стоял у скамьи и смотрел на них через пыльные стекла противогаза.
— Где мы? — спросил появившийся передо мной
охранник, тот самый, которого я свалил с ног. Он держал большую сложенную карту.
— Вот здесь, — ткнул пальцем один из техников. — Аккурат в центральном зале.
Охранника сопровождало человек шесть техников.
— Есть какие-нибудь двери?
— Только одна. В мастерскую за выставкой.
— Посмотрим сначала там.
Выходит, я правильно сделал, что убрался оттуда.
Они методично обыскали помещение. Открывали встроенные шкафы, выдвигали ящики. Потом один за другим зашли мне за спину. Я стоял в напряженной позе, по хребту бежали мурашки.
Кто-то оглушительно чихнул, затем в поле моего зрения появился охранник.
— Почему всем наплевать, что тут столько пыли?
— Мы оформители, а не уборщики. А тебе-то какая разница?
— Антисанитария.
Тыльной стороной ладони он вытер нос. Прирожденный джентльмен, ничего не скажешь.
— А может, он тут спрятался? Охранник пнул груду манекенов.
— Сейчас же прекрати! Что-нибудь сломаешь — пеняй на себя.
Техник оттолкнул охранника, нагнулся, поправил пострадавшую конечность манекена.
Вдруг он заметит лишнюю фигуру? А если и не заметит, то наверняка услышит буханье моего сердца Или шум крови в ушах.
— А может, это он?
Охранник указал на меня.
Он смотрел мне прямо в лицо. И остальные посмотрели. А я глядел на них и думал, что предпринять, когда меня разоблачат.
— Я сам его сделал, — сказал один из техников. — Ну что, может, дальше пойдем? Если будем канителиться, сверхурочно придется работать.
— Ладно, ладно, — уступил охранник. — Только покажите на карте, куда идти.
Когда за ними наконец затворилась дверь, по моему телу пробежала дрожь облегчения. Было не жарко, но я взмок. Шатаясь, добрался до стула.
— Джеймс, ты слишком стар для таких проделок, — признался я себе.
Я положил противогаз на пол возле стула, но белую форму не снял. Когда вернутся техники, я снова превращусь в манекен.
Однако они не вернулись. Наверное, кончился рабочий день. Или, что вероятнее, всех мобилизовали на розыски. Как быть дальше? Мне удалось сбить погоню со следа, но этот остров — ловушка. Наверняка паром сейчас под присмотром. Допустим, я проберусь на него под покровом темноты, затаюсь. А потом он отвезет меня на материк… Нет, слишком ничтожен шанс. Охранники все же не совсем дураки и перед отходом непременно обыщут паром.
Что же делать? Ответ был очень прост: обратиться за помощью. Пусть я крыса-одиночка, бывают обстоятельства, в которых не грешно опереться на чью-нибудь сильную руку. Можно ли остаться в этой комнате? Лампы горят, но световые люки в потолке потемнели. Вероятно, сейчас это убежище не хуже любого другого. И до восхода я много чего успею сделать.
Я достал телефон и набрал номер.
— Боливар, — сказал я, — ты не мог бы оказать небольшую услугу?
ГЛАВА 20
Первым делом он сообщил мне, что поиски Анжелины продолжаются. И я понял: сыновья не считали ворон. Боливар ни разу не хихикнул, пока я рассказывал, где нахожусь и по какой причине. Он выслушал мои поручения, потом задал несколько вполне оправданных вопросов.
— Все будет хорошо, — сказал он наконец.
— Приятно слышать от тебя такие слова, но что-то в последние дни судьба нас не балует.
— Ничего, рано или поздно тьма неизбежно уступит свету. Я собираюсь позвонить Джеймсу, посмотрим, не поможет ли нам его компьютер. Есть и своих несколько идей.
— Очень рад, мне ведь и такими пустяками не похвастаться.
— Не давай себя поймать и жди звонка. И постарайся отдохнуть.
Отдохнуть! В ловушке? В панораме на атомной электростанции? А что, недурная мысль. Я собрал кое-какую ветошь, устроил себе за перегородкой гнездышко, — если кто войдет, сразу замечу. Некоторое время лежал напряженно, прислушивался, не раздадутся ли шаги. Потом, должно быть, уснул, так как следующим моим ощущением была вибрация — на запястье сработал телефон.
— У нас есть зародыш идеи, но пока маловато данных. Скажи, на электростанции охрана носит мундиры?
— Да, с золотыми пуговицами.
— А бляхи есть?
Я напряг память.
— Нет. Только карточки с именами.
Боливар задал еще несколько вопросов, затем пожелал спокойной ночи. Я поблагодарил и простился. Усталость притупила все мои тревоги. Снова я открыл глаза уже при проблесках рассвета. Моросил дождь — только его и не хватало. Самочувствие было хуже некуда. Уныние, вялость, красные глаза Я снял фальшивое лицо и почесал настоящее, покрытое щетиной. Послышался тонюсенький голосок.
Я огляделся, но никого не увидел. Но тут снова раздался зов.
Я поднес к уху накладное лицо.
— Супчику куриного… — молило оно.
