тебя. Помни об этом.
— Это стиль моей жизни — поэтому не беспокойся обо мне.
— Но я беспокоюсь, — он тяжело вздохнул. — У меня нет ничего кроме презрения по отношению ко всем этим предрассудкам, астрологам и хиромантам, поэтому ты поймешь, почему я чувствую отвращение к себе за мрачное уныние, которое охватило меня. Но я не вижу впереди ничего, кроме безнадежной пустоты. Наша дружба продолжается недолго, и мне не хотелось бы, чтобы она так скоро кончилась. И все же, прости меня, прости, если можешь, но я не в состоянии преодолеть в себе чувство опасности и отчаяния.
— На это есть веские причины, — крикнул я, стараясь придать своим словам хоть немного энтузиазма. — Тебя оторвали от тихого спокойного образа жизни, посадили в тюрьму, освободили, помогли сбежать, спрятали, посадили на диету, снова помогли удрать, вынудили давать взятки, потом надули, избили, продали в рабство, ранили — и ты еще удивляешься, почему на тебя напала депрессия?
Его губы вновь тронула слабая улыбка, и он взял мою ладонь в свою руку.
— Ты прав, Джим, конечно, прав. В крови появились токсины, и в коре головного мозга наступил застой. Береги свои тылы и возвращайся живым. Ну а пока ты этим занимаешься, я выясню, как можно выпотрошить из нашего Капо немного гроутов.
Он выглядел немного старше своего возраста — впервые с того момента, когда мы встретились. Покидая казарму, я видел, как он устало вытянулся на нарах. Он должен чувствовать себя лучше, когда я вернусь. Дренг будет приносить ему пищу и присмотрит за ним. А я должен полностью сконцентрироваться на том, чтобы остаться в живых, чтобы я смог вернуться назад.
Это было ужасно тоскливый и изматывающий марш-бросок. День был жарким, и ночь была ничуть не прохладней. Мы еле волочили ноги, обливаясь потом и отбиваясь от мошкары, вылетевшей к нам навстречу из темноты. Мы шагали по разбитой дороге, и в наши ноздри забивалась грязь и пыль. Но мы шли все дальше и дальше, еле поспевая за громыхающей и посвистывающей странной повозкой, возглавляющей наше кошмарное ночное шествие. Одна из допотопных паровых машин тащила походный фургон Капо Димона, в котором он относительно комфортно расположился вместе со своими офицерами. Мы шагали вперед, и с каждым шагом проклятия и возмущенные возгласы в наших рядах становились все тише и тише. Когда же мы наконец укрылись под сенью деревьев Пинетта Вудз, мы настолько вымотались, что слов для возмущения у нас просто не было. Я сделал то же самое, что и большинство остальных — упал без сил под дерево, на мягкую и приятно пахнущую постель из хвои, и застонал от наслаждения. В это время славные воины, во главе со стариной Таскером, прильнули к положенной им кружке кислого вина, прежде чем лечь отдыхать. Я закрыл глаза, еще раз глубоко вздохнул и заснул крепким сном.
Мы провели здесь целый день, радуясь возможности отдохнуть. К полудню нам наконец выдали сухой паек. Теплую вонючую воду, в которой нужно было размачивать какие-то каменные кусочки, видимо считавшиеся у них хлебными сухарями. После этого мне удалось еще немного поспать, до самых сумерек, когда мы вновь построились в шеренги и продолжили свои ночной марш-бросок.
Через несколько часов мы вышли к перекрестку дорог и повернули направо. По рядам прокатился недовольный ропот, поднятый теми, кто, очевидно, хорошо знал здешние места.
— Что они говорят? — спросил я шагающего рядом со мной и до сих пор молчавшего воина.
— Капо Динобли. Вот против кого мы идем. Никого другого быть не может. В этом направлении больше нет никаких замков, до которых можно добраться за один-два дня.
— Ты что-нибудь знаешь о нем?
Он хмыкнул и долго не отвечал, но позади него кто-то сказал:
— Я служил у него, правда давно. Старикашка, да к тому же голубой, теперь и подавно древняя развалина. Просто еще один Капо.
С каждым шагом я чувствовал все большую и уже невыносимую усталость. Нет уж, на свете существуют более интересные способы зарабатывать себе на жизнь. Это будет моей первой и последней кампанией. Как только мы вернемся, я и Слон стащим у них все их сокровища и сбежим, унося с собой столько, сколько сможем унести. Замечательная мысль. Я чуть не натолкнулся на идущего впереди меня человека, но вовремя остановился. Мы сделали привал в том месте, где к дороге примыкала кромка леса. На темном фоне деревьев выделялись еще более темные тени. Я попытался разглядеть, что это такое, но тут по рядам прошел один из офицеров.
— Мне нужны добровольцы, — прошептал он. — Ты, ты, ты, ты и ты.
Он дотронулся до моей руки, и я оказался одним из добровольцев. Нас было около двадцати человек, выдернув из шеренги, нас погнали куда-то по направлению к лесу. Небо очистилось от туч, и света звезд нам хватило для того, чтобы разглядеть, что черные громадины — это нечто иное, как какие-то странные приспособления на колесах. Я слышал свист вырывающегося наружу пара. Темная фигура вышла нам навстречу и остановила нас.
— Слушайте меня, я скажу вам, что вы должны будете делать, — сказал он.
Когда он говорил, в ближайшей к нам машине открылась дверца. Из нее вырвалась яркая вспышка огня — это в топку подбросили дров. В этом мимолетном мерцающем свете я сумел разглядеть говорившего. Он был одет в черную робу, голова была покрыта капюшоном, скрывавшим его лицо. Он показал на машину.
— Эту штуку нужно протащить через лес — в полной тишине. Я всажу нож в бок любому из вас, кто издаст хотя бы один звук. Днем тут была прорублена просека и выложена тропа, так что это будет нетрудно сделать. Постройтесь в линию и делайте то, что вам будут говорить.
Еще несколько человек в черных рясах дали нам в руки веревки и поставили нас в цепочку. По сигналу мы начали тянуть. Штуковина довольно легко покатилась по тропе, и мы твердым шагом шли по лесу, все прибавляя скорость и следуя едва слышным инструкциям наших провожатых, пока не добрались до противоположного конца чащи, где и остановились. После этого мы бросили веревки и, напрягаясь из последних сил и обливаясь потом, тянули и толкали эту громадину, пока наши шефы не были удовлетворены. За этим последовало долгое перешептывание насчет установки прицела и определения расстояния до цели, и я никак не мог понять, о чем собственно разговор. На некоторое время про нас забыли, и я воспользовался моментом, чтобы потихоньку ускользнуть и сквозь заросли кустарника поглазеть на открывающийся впереди пейзаж. Очень интересно. Злаковое поле протянулось вниз по некрутому склону до самого замка, в ясном свете звезд были отчетливо видны его темные башни. Их силуэты отражались в мерцающих водах пруда у подножья стены, который предохранял замок от внезапного нападения. Я стоял там, пока небо не начало светлеть от первых лучей восходящего солнца, а затем вернулся, чтобы осмотреть предмет наших ночных трудов. Хотя из темноты теперь ясно вырисовывался его силуэт, я все еще не имел ни малейшего представления, что это такое. Огонь и пар, его тонкая белая струйка была ясно видна в сумеречном свете. А на крыше торчала какая-то непонятная стрела. Свист пара слышался все громче, и один из черных монахов принялся регулировать какие-то приборы. Я подошел поближе, чтобы взглянуть на металлическую манжету — и мое любопытство было вознаграждено тем, что меня привлекли к передвижению огромного камня на отведенное ему место. Вдвоем мы подкатили его к машине, но нам потребовалась помощь еще двоих парней, чтобы поднять его на манжету. Загадка за загадкой. Я отошел вместе со всеми с дороги, потому что появился Капо Димон, сопровождаемый высоким человеком в такой же черной рясе как и остальные.
— Эта штука будет работать, Брат Фавел? — спросил Димон. — Я ничего не слышал о подобных машинах.
— Зато я знаю, Капо, вот увидишь. Моя машина разрушит ворота, разобьет вдребезги.
— Неужели она может это сделать?! Эти стены такие высокие — и такими же огромными будут наши потери, если у нас не будет возможности прорваться через ворота.
Брат Фавел повернулся к нему спиной и выдал кое-какие инструкции оператору. В топку подкинули еще дров, и свист пара усилился. Стало совсем светло. На раскинувшемся впереди нас поле не было ни души, все было тихо и спокойно. Но позади нас в лесу притаилась армия и воинственные машины. Очевидно, сражение должно было начаться в тот самый миг, когда опустят мост.
Нам было приказано лечь, чтобы никто не заметил нас. И вот уже солнце высоко поднялось над горизонтом — и ничего не происходило по-прежнему. Я незаметно прокрался к самой машине, поближе к наблюдающему за приборами оператору в нахлобученном капюшоне.
— Мост не опускается! — вдруг выкрикнул Брат Фавел. — А давно должен был, они всегда
