открывают ворота в это время. Наверное, что-то случилось.
— А они не могут узнать, что мы здесь? — спросил Капо Димон.
— ДА! — прогремел невероятно громкий голос откуда-то с верхушек деревьев. — МЫ ЗНАЕМ, ЧТО ВЫ ЗДЕСЬ. ВАШЕ НАСТУПЛЕНИЕ ОБРЕЧЕНО НА ПРОВАЛ — ТАК ЖЕ, КАК И ВЫ ВСЕ! ПРИГОТОВЬТЕСЬ ВСТРЕТИТЬ СВОЮ СМЕРТЬ!
Взревевший в безмолвии лесной чащи голос настолько поразил меня сваей неожиданностью, что я вскочил от испуга. И не только я один. Монах, наблюдавший за приборами, казалось, напугался еще больше. Его рука сама потянулась к рычагу управления, и из машины вырвался ужасающий рев. Стрела на крыше взвилась в небо, описав в воздухе огромную дугу, затем с шумом хлопнула по крышке машины, так что вся она затряслась от удара, и приняла первоначальное положение. Стрела затихла на своем месте — но камень, помещенный в манжету, продолжал свой полет, все выше и выше взмывая в небо. Я помчался вперед посмотреть, как камень с громким плеском упадет прямо перед закрытым подъемным мостом. Отличный выстрел — он, без всякого сомнения, разрушил бы мост, если бы тот был опущен. Вдруг все вокруг меня пришло в невообразимое оживление. Брат Фавел одним ударом сбил оператора с его места за приборами и лупил его, рыча и завывая от злости. Из ножен были вытащены мечи, солдаты ошалело забегали вокруг, Капо Димон раздавал приказы направо и налево, которые мало кто слушал и выполнял. Я прислонился спиной к дереву и приготовился атаковать. Но атаки не последовало. Вместо этого усиленный репродуктором голос громогласно заявил:
— УБИРАЙТЕСЬ ОТСЮДА. УХОДИТЕ ТУДА, ОТКУДА ПРИШЛИ, ИНАЧЕ ВЫ ПРОПАДЕТЕ. Я ГОВОРЮ С ТОБОЙ, КАПО ДИМОН. ТЫ СОВЕРШАЕШЬ ОШИБКУ. ТЕБЯ ИСПОЛЬЗОВАЛИ БЕНЕДИКТИНЦЫ. ВЫ ПРОПАДЕТЕ ЗРЯ. ВОЗВРАЩАЙСЯ В СВОЙ ЗАМОК, ТАК КАК ТОЛЬКО СМЕРТЬ ЖДЕТ ТЕБЯ ЗДЕСЬ!
— Она вон там, я ее вижу! — крикнул Брат Фавел, показывая на верхушки деревьев. Он покрутился на месте и заметил меня, схватил мою руку, больно стиснув ее, и вновь показал на деревья. — Там, вон на той ветке, сидит эта дьявольская штуковина. Заставь ее замолчать!
Почему бы и нет. Я тоже теперь ее хорошо видел и даже мог угадать в ней громкоговоритель. Я выстрелил из ружья, и оно с силой отдало мне в плечо. Я пальнул еще раз, громкоговоритель разлетелся вдребезги, и на меня посыпался дождь пластиковых осколков.
— Ну и штука, — выкрикнул Брат Фавел, втаптывая в землю то, что от него осталось. — Начинайте наступление — посылай своих солдат вперед. А мои метатели смерти поддержат вас. Они пробьют для вас стену.
У Капо не было другого выхода. Он пожевал губы, но затем подозвал к себе горниста. Он просигналил три раза, и медные звуки трубы были подхвачены другими горнистами с обоих флангов и в тылу. Когда из-за деревьев появились первые шеренги, он поднял свой меч и приказал нам следовать за ним. С величайшей неохотой я шагнул вперед. Наше наступление нельзя было назвать стремительным. Скорее это было похоже на прогулку. Мы немного продвинулись по полю и остановились, чтобы подождать, пока метательные машины займут выгодную позицию. Они были доставлены на линию паровыми машинами, установлены напротив городской стены и тут наконец были пущены в дело. Камни свистели над нашей головой, ударяясь в мощную стену и отскакивая от нее, как горох. Иногда перелетали через верх и падали во внутреннем дворе замка.
— Вперед! — скомандовал Капо Димон, снова взмахнув своим мечом, как только начался ответный огонь.
Вдруг из-за городской стены вылетели серебристые шары, поднялись высоко в небо, описывая над нами огромную дугу, упали на землю и с треском разломились. Один из них приземлился совсем рядом, и я увидел, что это небольшая емкость, наполненная какой-то жидкостью, которая, испаряясь на воздухе, превращалась в газ. Ядовитый газ! Я отшатнулся в сторону и побежал, стараясь не дышать. Но серебристые шары валялись теперь повсюду, и воздух был наполнен испарениями о сильным запахом. Я бежал, чувствуя, как начинает колоть у меня в боку, мне пришлось вздохнуть, и я не мог больше выдержать. Как только воздух попал в мои легкие, я повалился на землю лицом вниз, и на меня тут же навалилась черная густая мгла. Я лежал на земле, я это чувствовал, но тела своего не ощущал, потому что дикая головная боль полностью захватила меня. Едва я поворачивал голову, огненные обручи с силой сдавливали мои виски. Когда я с трудом приоткрыл одно веко, в глаза мне ударила яркая вспышка красного света. Я застонал и услышал, как мой стон эхом разнесся по всей округе. Это была невыносимая, всепоглощающая, нечеловеческая головная боль, перед которой меркли все предыдущие головные боли. Я вспомнил про те головные боли, которые я испытывал прежде, и мне стало смешно. Что это за головные боли! Вот эта была настоящая головная боль. Кто-то простонал рядом со мной, и я, как и все остальные, сочувственно застонал в ответ. Но мало-помалу боль стихала, и я наконец смог приоткрыть один глаз, затем другой. Надо мной было все то же голубое небо, а вокруг мирно шелестело на ветру злаковое поле. Поколебавшись немного, я приподнялся на локте и оглядел поле брани. По всему полю были в беспорядке разбросаны распростертые тела воинов. Некоторые из них сидели, сжимая руками головы, в то время как некоторые, наверное самые сильные — или самые безмозглые — пытались подняться на нетвердые ноги. Неподалеку лежали серебристые осколки разорвавшегося снаряда, которые выглядели теперь довольно безобидно. В голове моей пульсировала кровь, но я не обращал на это внимания. Мы были живы. Газ не убил нас — видимо, он предназначался для того, чтобы вывести нас из строя. Мощная штука. Я взглянул на свою тень, не рискуя посмотреть на солнце; и увидел, что она заметно укоротилась. Близился полдень. Мы проспали несколько часов. Так почему же мы не были мертвы? Почему люди Капо Динобли не набросились на нас и не перерезали нам глотки? Или хотя бы не обезоружили нас? Ружье лежало рядом со мной, я переломил его и увидел, что патроны на месте. Загадки, загадки. И вдруг раздался душераздирающий крик
— я подскочил от испуга и тут же пожалел об этом, потому что в голове моей загудела сотня труб. Я попытался сесть и осмотреться вокруг. Интересно. Это был никто иной, как Брат Фавел собственной персоной, который кричал и ругался, и рвал на себе волосы. Это было совсем необычно. Я никогда еще такого не видел. Я нерешительно поднялся на ноги, чтобы разглядеть, из-за чего это он так убивается. Да уж, конечно, я мог понять его состояние. Он стоял позади одной из своих метательных машин, которой, как видно, пришла погибель. Она была разбита вдребезги, и повсюду валялись оторванные дымящиеся осколки. Длинная стрела разломилась на три части, и даже колеса были оторваны от корпуса. Машина превратилась в груду хлама, неподдающуюся никакому ремонту. Брат Фавел бегал вокруг нее, выкрикивая громкие ругательства, и вырванные им из головы волосы разлетались за ним по ветру. Остальные монахи тоже кричали и стонали от боли, когда Брат Фавел, спотыкаясь, подошел к ним и к сидящему на земле Капо Димону.
— Они разрушены, все разрушены! — ревели Бенедиктинцы, и Капо Димон плотно зажал уши руками. — Наш многолетний труд разрушен, сломан, уничтожен. Все наши метательные машины, паровые котлы и гидравлические тараны — все погибло. И это сделал он, Капо Динобли. Собирай людей, атакуй его замок, он сам должен поплатиться за то кошмарное преступление, которое он совершил.
Капо повернулся и посмотрел на замок противника, тот выглядел совершенно так же, как и на рассвете, тихий и спокойный, мост был поднят, словно у горожан не было никаких дневных забот. Димон снова взглянул на Брата Фавела, лицо его вытянулось и было холодно-вежливо.
— Нет. Я не поведу своих людей против этих стен. Это самоубийство, а о самоубийстве мы не договаривались. Это ваш довод, но не мой. Я согласился вам помочь взять замок. Вы должны были пробить вход в город с помощью своих машин. Только тогда я бы стал атаковать. Эти условия не выполнены.
— Ты не можешь взять назад свое слово…
— Я и не беру. Пробейте стену, и я пойду в наступление. Это то, что вы обещали. Давайте, вперед.
Брат Фавел покраснел от гнева, сжал кулаки и наклонился вперед. Но Капо стоял на своем — но на всякий случай поднял меч и выставил его вперед.
— Посмотри-ка сюда, — сказал он. — Оружие при мне — да и все мои воины вооружены. Я понял, что бы это могло значить. Люди Динобли запросто могли отобрать все наши мечи и ружья и перерезать нам глотки, пока мы тут валялись. Но они этого не сделали. Значит, они не хотят со мной воевать. Да и я бы не стал с ними воевать. Это вы с ними воюете — вот и воюйте, — он поддел ногой лежащего рядом на земле полкового горниста. — Труби сбор.
Мы были очень рады оставить Бенедиктинцев там, посреди поля, где они собирали остатки
