в горах, статуэтка коня из цветного камня да старинная книга в бархатном алом переплете – невинный в виду сборник рассказов из истории Немедии, в обложку которого можно искусно спрятать письмо или тонкий кинжал.
На всякий случай я обошла галерею, разыскивая вещи, имеющие красный цвет. Нашлись и такие, но, как мне показалось, ничем особенным они не отличались и вреда принести не могли. Фиагдон обещал мне порыться в библиотеке – вдруг он сможет найти что-то полезное о названии «Лан-Гэллом» и загадочном «красном сиянии»?
Уже уходя из галереи, я остановилась и раздосадовано стукнула кулаком по перилам. Все мои изыскания никуда не годятся! Вдруг мать подразумевала побережье моря Вилайет? «Лан-Гэллом» вполне может быть искаженным туранским словечком и обозначать вовсе не город, а какое-нибудь отвлеченное понятие! Или, что самое смешное, слово, всплывшее в помутненном разуме мой матери, относилось к давно забытой истории полувековой давности! А я теперь ломаю голову, роюсь в книжных залежах, разыскивая то, чего не существует!
Наверное, Цинтия права, говоря, что у меня слишком живое воображение. Фантазия есть, а вот рассудительности и знаний явно не хватает. Посоветоваться с отцом? Ему не до меня. С Вестри? Даже слушать не захочет.
10 день Первой весенней луны.
«Поразительно, но стоит фениксу увязнуть одним когтем в болоте, и вскоре трясина поглотит его целиком». Это фраза из старинного кхитайского трактата по военному искусству, а слышала я ее от Вестри. Удивительно подходит к нашим временам, когда дела день ото дня идут все хуже.
Около второго послеполуденного колокола я сидела в своих покоях, устроившись возле узкого окна, спрятанного в маленькой башенке, повисшей сбоку от торжественного парадного подъезда. Отсюда мне хорошо видны посетители нашего дома. Я ждала, не заглянет ли к общему семейному обеду Вестри. Поскольку матушка по-прежнему якобы больна, должность хозяйки дома невольно перешла к ее наследнице. Впрочем, мои обязанности необременительны – за слугами приглядывает Хейд, а вечерних приемов нет и не предвидится. Так что я одиноко сижу на месте матери за обширным и пустынным обеденным столом, брожу по дому в обществе зевающего Бриана и маюсь дурными предчувствиями.
Так вот, на башне городской ратуши как раз отзвонили два пополудни, когда во двор, разбрызгивая лужи, галопом влетел всадник. Сначала я приняла его за Вестри, но, когда он спрыгнул и, бросив взмыленного коня на произвол судьбы, кинулся к дверям, поняла свою ошибку. Приехал Дорнод. Коли он так спешит, значит, случилось нечто из ряда вон выходящее. Не будет большой беды, если я украдкой послушаю его доклад отцу.
Я быстренько спустилась по маленькой винтовой лестнице, осторожно сунулась в комнату, соседнюю с кабинетом отца – никого! – и на цыпочках подкралась к слуховому окошку. Приоткрыла створку, стараясь не скрипнуть.
Резковатый голос Авилека прямо-таки ударил мне в ухо:
– …Дюжина охраны, двое писцов и, само собой, Клайвен. Вдобавок не меньше полусотни прохожих, торговцев и зевак – поблизости Каменный проезд и уйма торговых лавок. Все произошло так быстро, что никто не успел ничего сообразить. Эти люди появились просто отовсюду – из соседних переулков, из толпы, кто-то спрыгнул с крыши, кто-то выскочил из остановившегося рядом фургона. Кстати, этот фургон с дровами на редкость успешно перегородил удобные подходы к особняку его светлости.
– Фургон найден? – перебил отец.
– Стоял брошенным возле площади Трех Фонтанов. Похоже, украден. Владелец разыскивается, – кратко ответил Авилек и продолжил: – Нападающие больше полагались на арбалеты, чем на мечи. Перестреляв охрану, вытащили из экипажа его светлость, Клайвена и канцелярских крыс. Писцов сразу оглушили и бросили валяться посреди двора. Клайвен, воспользовавшись суматохой, сунул кинжал под ребро тому, кто его держал, и бросился к дому, зовя на помощь. Сами знаете, у его светлости есть отряд личной стражи, живущий во внутреннем флигеле. Клайвен почти успел добежать до ворот, когда его уложили. Кто-то из этих парней на редкость хорошо обращается с метательными ножами. Его светлость держался молодцом, пыжился и, наконец, высокомерно изрек: «По какому праву?». Как хором утверждает с десяток свидетелей, предводитель отчетливо произнес: «Слово Вертрауэна» и предъявил какой-то знак, после чего господина канцлера прикончили тремя или четырьмя ударами клинка в живот. К этому времени кто-то догадался перебраться через забор особняка канцлера и оповестить стражу. Те высыпали наружу и сцепились с нападавшими. Из охранников его светлости погибли четверо, из шайки убийц – двое…
– Свидетели смогли описать показанный знак? – деловито уточнил Мораддин Эрде.
– Блестящий, металлический, видимо, золотой. Размером с ладонь, овальной формы. Изображения не разглядел никто.
Притаившийся за стеной соглядатай, то бишь я, от удивления прикусил язык и испуганно вздрогнул. Случившееся было куда серьезнее, чем все, что я могла предположить. Кто-то убил его светлость, почти всесильного имперского канцлера Тимона Айнбекка. Это попахивает преступлением против короны, и можно смело предположить, что в городе начнется настоящая охота на злоумышленников. Вдобавок это личный вызов отцу – погиб Клайвен, один из его конфидентов, и еще нападавшие рискнули воспользоваться упоминанием Вертрауэна. Теперь им конец. Отец поднимет всех своих людей, превратив город в одну большую настороженную ловушку.
Я мысленно повторила страшные слова, словно не веря: УБИТ ВЕЛИКИЙ КАНЦЛЕР НЕМЕДИИ ТИМОН… Среди бела дня… На главной улице столицы…
Невероятно!
Этого не может быть, потому что этого никогда не могло случиться!
Растерявшись, я пропустила несколько фраз Авилека, и встрепенулась, расслышав:
– Обоих убийц опознали. Это… простите, ваша милость, но…
– Дорнод, перестань ходить вокруг да около, – суховато потребовал мой отец. – Мне вполне достаточно мысли о приеме, который устроит мне его величество. На глазах всего Бельверуса убивают канцлера королевства!!
– Боюсь, прием не состоится, – несколько виновато произнес Авилек. – Убитые – из числа наших людей.
– Что?!
Я подскочила на своем месте. Отец, судя по голосу, тоже.
– Иво Параль по прозвищу «Белый кролик» и Кардева Весельчак, – назвал имена Дорнод. – Иво служил у нас пять лет, Весельчак – семь, последние три года они были постоянными напарниками. Ни в чем не замешаны, подозрительных связей не имели, оба на отличном счету. Летом прошлого года выполняли задание в Кофе, город Шаазуд на границе с Хаураном. В начале зимы приехали в Бельверус и получили разрешение отдыхать до наступления весны… Ваша светлость, – Дорнод запнулся, явно не в силах продолжать: – ответьте, лично вы ничего им не поручали?
– Нет, – медленно ответил отец. – Иво-Кролик… Я его помню. Он – бывший коринфский контрабандист.
Они помолчали. Я отчетливо уловила витавшее в воздухе невысказанное слово «предательство».
– Займись этим, – внезапно распорядился отец. – Узнай, что эта парочка делала в последние две луны. Все – куда ходили, с кем встречались, где пьянствовали. Перетряхни свидетелей – кто-то должен был что-то видеть, слышать, запомнить! Сколько, говоришь, было нападающих? Десятка два? Откуда они могли взяться? Такое дело, как убийство канцлера, не устроишь за день! Они должны были как-то готовиться, встречаться, выяснять распорядок жизни канцлера, время его приездов и отъездов! Что за знак они предъявили, где его достали? Если это в самом деле знак власти Вертрауэна, то они, как известно, на дороге не валяются! У Параля и Кардевы такого символа в жизни быть не могло. Подделка? Кто мог взяться ее изготовить?
– Я понял, – раздался скрип половиц – Дорнод прошелся из угла в угол и остановился у окна. – Я не могу понять только двух вещей – кто и зачем?.. Ваша милость собирается отправиться в замок короны? – чуть удивленным голосом вдруг произнес он.
– Собираюсь, – хмуро подтвердил его герцогская светлость Мораддин Эрде. – Что бы не случилось после, сейчас я должен попытаться увидеться с королем или наследником. Это убийство заставит
