устремился в сторону спасительных переулков Нарикано. Будь Змеиный Язык один, он, не раздумывая, кинулся бы следом за приятелем. Пусть мородовороты Кодо и Марди Арбиса взаимно крушат черепа и челюсти в общей свалке, он, Хисс, намерен еще пожить на этом свете! Конечно, потом не оберешься насмешек и подначек – трусоват оказался наш Змей, уполз, чтоб хвост в толчее не отдавили… только какое это имеет значение?
Но в этом вопящем хаосе из мельтешащих кулаков, ног, дубинок, ножей и кастетов исчез Малыш. Малолетнее порождение Полуночных гор то ли всерьез вообразило себя мстителем за погибших обитателей «Уютной норы», то ли не смогло устоять перед столь доброй дракой. Хисс был уверен, что целым и невредимым Конану к вечеру не бывать. И пусть скажет спасибо, если отделается парой переломов или разбитой головой! В подобных свалках шутки не шутят, бьют насмерть… Прикончат юнца за милую душу, тот и своей дурацкой дубинкой взмахнуть не успеет. Бел-Хранитель, что делать-то? Лезть вытаскивать? Так самого немедля прибьют…
Общая драка – не место для долгих раздумий. Хиссу повезло: в первые мгновения он очутился на самом краю клокочущего на Плешке побоища. Он еще мог бы воспользоваться благосклонностью судьбы и последовать примеру Ши… но тут вылетевший после могучего удара из общей круговерти некий громила зацепился налитым яростью взглядом за одиноко торчащую фигуру.
Испустив рев, более смахивающий на мычание разъяренного быка, «боец» ринулся в атаку. Без сомнения, он входил в шайку Марди – о чем свидетельствовала разлохмаченная белая тряпка, болтавшаяся на левом запястье. Змеиный Язык успел с небывалой четкостью разглядеть и тряпицу, и зажатый в кулаке нападающего широкий нож – в тот краткий удар сердца, за который он сам успел нырнуть в сторону, выдернуть из ножен собственный кинжал и наискось отмахнуться. Нанести второй удар он не успел – под ногу подвернулась горка козьих катышей. Хисс поскользнулся, полетел спиной вперед и шмякнулся на твердую, как камень, землю пустыря.
Бандит Арбиса надвигался, как горная лавина – и рыжий мошенник стремительно ткнул острием клинка в мелькнувший рядом сапог. Отточенное лезвие с легкостью прошило толстую кожу, скрипнуло по кости, атакующий взвыл, теряя равновесие и рушащейся сторожевой башней заваливаясь набок. Хисс уже нацелился полоснуть по толстой шее поверженного врага…
– Остановитесь, безумцы! Одумайтесь, говорю вам, пока еще не поздно!.. – прогремело над Плешкой.
Раскатистым и низким голосом, казалось, заговорило само безоблачное летнее небо. Наполнявшая его сокрушительная мощь проникала в самые глубины разума и души, подчиняя, заставляя внимать, боясь упустить хоть слово.
Бой мгновенно затих. Точно мимохожий колдун шутки ради огласил над Плешкой заклятье окаменения, заставив участников общей свалки замереть в самых причудливых и нелепых позах. Гулко ухнула выпавшая из руки Крохобора булава. Разжимались пальцы, намертво стиснутые на горле противника, опускались занесенные кинжалы и кастеты. Кодо Ходячий Кошмар выпустил из удушающего захвата бойца с Каменного Рынка, уже не сопротивлявшегося и начинавшего синеть. Свалившийся в бурьян противник Змеиного Языка сел, позабыв о полученной ране, и непонимающе вытаращился на Хисса, словно хотел спросить: «Слушай, парень, а что мы тут забыли?»
Хисс не слишком уверенно поднялся на ноги и завертел головой, ища, откуда доносится громогласный повелевающий голос. В божественное вмешательство рыжему мошеннику не верилось – да и с какой бы стати Покровителю Обманщиков либо кому еще из Великих мира сего встревать в выяснение отношений между двумя заурядными шайками?
Подле покосившейся молельни из черного мрамора возвышался некий странный тип – долговязый и широкоплечий под стать лучшим бойцам Ночного Братства, но явно безоружный, в поношенном синем балахоне и с лицом, наискось перехваченным тряпицей (зубы болят, что ли?) Тип обвел замершее побоище яростным взглядом единственного глаза и величественно поднял правую руку, словно митрианский жрец на проповеди перед пилигримами. Не то окончательно выживший из ума бродячий проповедник, не то в самом деле заглянувший на шум и вопли колдун…
«В любом случае ему не поздоровится, – рассудил Хисс. – Сейчас ребятки Кодо и Марди опомнятся и навешают ему с обеих сторон. Но какова, однако, голосина у человека! Трубит, ровно вендийский елефант!»
Мрачное пророчество Хисса не сбылось. Собравшиеся на пустыре и в самом деле постепенно приходили в себя, вставали с земли, отряхивались, растерянно переглядывались и подтягивались к капищу, однако нападать на неожиданного оратора не спешили. Напротив, его слушали. И слушали очень внимательно.
Загадочный проповедник гремел, и Хиссу невольно вспоминались древние легенды о деяниях святого Эпимитриуса:
– В бессчетный раз вопрошаю вас: разумные создания вы или звери дикие? Нет, куда вам до зверей лютых, ибо даже тварям ведом закон – не обнажай клыка на ближнего своего! Вы, смертные создания, единые в подзвездном мире, способны за малую корысть сгубить подобного себе, разодрать его на клочья мелкие! В краткие мгновения жизней ваших никогда не бывает вам покоя, ибо вечно гложет вас зависть к соседу вашему! Не к тайнам Вечности устремлен ваш взгляд, но на кошель с монетами златыми, чей блеск вам затмевает и солнце, и звезды! Опомнитесь, люди! Вопросите хоть единый раз в жизни в душах ваших: что вы творите? Во имя чего обрываете нити жизней ближних своих? Что скажете в свое оправдание, представ перед Творцом своим?..
«Что я человек, а потому несовершенен», – мысленно процитировал Хисс подходящую фразу из митрианского трактата «Поучения смиренного» и покосился по сторонам. К безмерному удивлению Змеиного Языка, матерые душегубы Нарикано и Сахиля, коих отродясь не трогали никакие мольбы, просьбы и молитвы, внимали непонятному незнакомцу в почтительном и сосредоточенном молчании. Никто не орал, не пытался перебивать, не хватался за оружие. Только в краткой паузе, когда оратор набирал воздуху перед тем, как снова обрушить на слушателей карающий бич новых обличений, кто-то робко спросил:
– А что же нам делать-то? Такие уж мы, как есть. Иначе не проживешь – загрызут…
– Что делать? – вдохновился вовремя подброшенной идеей проповедник. – Если ты воистину взыскуешь ответа, то раскрой уши свои, человече! Не ты первый оглашаешь мир перечнем горестей своих, говоря: «Весь мир приходит в упадок! Что я, слабый человек, могу в нем изменить?» Так слушай же и запоминай, а запомнив, поведай сородичам своим, и друзьям, и встреченным на пути…
…В разрозненных и противоречивых летописях Шадизара нашлось место случаю на пустыре у границ кварталов Нарикано и Сахиль. Со слов очевидцев там описан и стык, и наказание уличенного нарушителя законов Ночного Братства, и явление в разгар схватки шаек таинственного проповедника. Приведены его речи и вызванное ими примирение между Кодо Сиверном, Ходячим Кошмаром, и Марди Арбисом с Каменного Рынка, более известным как Марди Крохобор.
Когда же вожаки шаек пожали друг другу руки, поклявшись более не допускать напрасного кровопролития, а восхваляемый всеми проповедник удалился, некто, чье имя летописи не сохранили, воскликнул: «Вот между нами отныне мир и это хорошо. Но по соседству с нами продолжает осквернять мир мерзкий кровопийца Гонжа из Скены, и доколе будем мы это терпеть?»
Общество дружно согласилось, что терпеть чинимый Хватами произвол более никак невозможно, а потому необходимо прямо же сейчас навестить квартал Скена, дабы раз и навсегда принести его обитателям спокойствие и процветание.
В ходе длившихся два дня погромов шайка Хватов была почти полностью истреблена, их предводитель, Гонжа из Скены, убит, а его владения поделены между Нарикано и Сахилем. Засим в Шадизаре воцарился мир, длившийся ровно три седмицы, пока доверенное лицо Марди Крохобора в частной беседе не допустило оскорбительных высказываний по отношению к господину Кодо Сиверну…
И все началось заново.
Часть вторая
Великая Паутина
Глава первая
Тот, кого не ждали
Стремление подшутить над знакомыми и друзьями, пускай и самое безобидное, порой оборачивается совершенно неожиданными и непредсказуемыми последствиями.
