обитателей поверхности.
Около одиннадцатого послеполуночного колокола
24 дня Третьей весенней луны.
Прошло гораздо больше пяти-шести обещанных колоколов, прежде чем явился Гроин. Возможно, мне начало изменять чувство времени, но Эллар тоже сомневался, утверждая, что мы ожидаем никак не меньше десяти колоколов. Мы потратили их с пользой: немного выспались, навестили Яшмовый зал, поразивший мое воображение числом разнообразных оттенков этого поделочного камня, и отважились пройти дальше по коридорам, угодив на льнущий к отвесной скале узкий карниз. У меня не хватило духа заглянуть через край, но Рабириец посмотрел и сказал, что различает глубоко внизу движущиеся красные и голубоватые огоньки.
Постучавшийся в дверь Гроин застал гостей в разгар очередного магического урока: я старалась перехватить крохотные ледяные стрелки, неожиданно возникавшие в разных углах комнаты и летевшие в меня. Удачно отраженная стрелка разлетелась на осколки как раз над распахнувшейся створкой, осыпав дверга мелкими градинами. Я виновато улыбнулась и развела руками.
Старейшина (я никак не могла заставить себя даже мысленно называть его «дедом») одарил нас неодобрительным хмыканьем и без долгих предисловий сообщил: он подумал и принял некоторые решения. Он намерен представить свою наследницу и ее спутника местному правителю, как раз изволившему посетить здешнюю область своих владений. Представление состоится сегодня. Но сперва он хотел бы… Тут Гроин запнулся, начав уклончиво комкать слова.
– Почтеннейший дверг сомневается, захочет ли встречи тот, кому мы должны нанести визит? – спросил, как припечатал Эллар.
– Вот именно, – с видимым облегчением закивал седеющей головой Гроин, сын Фарина. – Понимаете ли, с тех пор, как он пришел, он живет один, ничего не говорит, ни о чем не спрашивает… Люди из Шадизара привозят новости, он не желает слушать. Я не мог понять, что с ним случилось, пока не пришли вы и не объяснили. Теперь, думаю, он должен увидеть вас и выслушать вашу историю. Если это не поможет…
– Можно узнать, о ком идет речь? – опередил меня Рабириец.
– О Мораддине, – четко произнес гном.
Наверное, мне полагалось хлопнуться в обморок. Или разрыдаться от радости. Или заявить, что слова Гроина – низкая ложь.
Я стояла и бессмысленно таращилась на тлеющие угли в камине.
– Дана? – Эллар решительно привлек меня к себе и обратился к встревоженному двергу: – Почтеннейший, около двух лун назад Мораддин Эрде погиб во время пожара, вспыхнувшего в доме его семьи. Есть заслуживающие доверия свидетели этого печального события, в том числе его дочь. Боюсь, произошло недоразумение…
– Сами взгляните на это недоразумение, – устало попросил Гроин. – Мне кажется, он сошел с ума и считает, что как раз он единственный выжил, а остальные – мертвы.
– Ведите, – сухо каркнула я. Эллар неодобрительно скривился, но возражать не стал.
Теперь я поняла, что такое «идти, как во сне». Я перебирала ногами, Рабириец крепко держал меня, не позволяя споткнуться, впереди белесым пятном качался фонарь в руке Гроина, и я постоянно напоминала себе, что пребываю в реальном мире. Мой отец умер. На него упала горящая балка. Маэль Монброн заверил меня, что своими глазами видел излеченный из руин особняка Эрде обгорелый труп. Обгорелый. До неузнаваемости. Не узнать.
– Сюда, – Гроин остановился возле неприметной двери, украшенной выкованным из светлой латуни изображением диковинной звериной морды. – Войти и подняться по лестнице. Я с вами не пойду, не обессудьте. Не могу видеть его… такого. Подожду здесь, – дверг с приглушенным кряхтением уселся на каменной скамье подле входа.
– Уверена, что хочешь этого? – Эллар обеспокоено глянул на меня.
Я коротко кивнула. Толкнула дверь, едва не запнувшись о начинавшиеся сразу за порогом ступеньки. Шедший следом Рабириец сдавленно проклял местных строителей: он опять ударился головой о слишком низкую притолоку.
Новая дверь. Скрипит, когда открывается. Комната, освещенная тремя большими шандалами на стенах. За столом, спиной к двери, сидит, углубившись в созерцание развернутой толстой книги, человек невысокого роста. Услышав скрип, раздраженно взмахивает рукой – мол, уйдите.
– Отец? – на удивление спокойно произнесла я.
Он медленно повернулся. Осунувшийся, постаревший на десяток лет, сгорбившийся, лысоватый человек с глубоко запавшими глазами.
– Долиана? – скрипуче вопросил он, неловко поднимаясь с табурета.
Вот тогда я на него и бросилась. С кулаками. Эллар не успел меня удержать, а скопившаяся злость рвалась наружу. Почему он покинул нас? Почему не пришел мне на помощь? Почему?..
– Наверное, для меня пришло время оглянуться назад и понять, сколько ошибок я умудрился совершить. Моя жизнь стала непрерывной погоней за властью. Ради нее я жертвовал всем – женой, детьми, друзьями, собственной душой. Ринга предупреждала, что когда-нибудь я заберусь так высоко, что падение может стать роковым, но я счел, что она преувеличивает. А она оказалась права. Нашелся противник, которому было плевать на окружавшие меня слухи и который сумел обвести меня вокруг пальца. Впервые в жизни я растерялся.
– Просто вам не доводилось сражаться с магами. С обычными людьми – сколько угодно. Образ действий волшебника частенько непредсказуем, а подлинные цели, которых они добиваются, укрыты туманом недомолвок.
Разговаривали где-то надо мной. Открывать глаза не хотелось, и я рассеянно прислушивалась. Два голоса: один постарше, бесцветно-усталый, другой помоложе, с легким акцентом жителя Полуденного Побережья.
– Должно быть, я поступил слишком жестоко. Убедил себя, что Ринга и дети справятся сами. Хватит им оглядываться на грозного отца и надеяться на его защиту! Кроме того, моя кончина освобождала их от необходимости лгать властям, если бы их схватили. За ними не нашлось никакой вины, кроме той, что они – мои наследники.
– Месьор Эрде всерьез полагает, что такое обстоятельство хоть на мгновение удержало бы Тараска Эльсдорфа или ксальтоуна от того, чтобы расправиться с отпрысками попавшей в опалу семьи?
– Не знаю… Когда я услышал, что они погибли, даже не сумев выбраться из горящего дома… Я понял: моя жизнь отныне кончена. Какая разница, кто станет королем Немедии, если моих детей нет в живых? Я ушел с намерением никогда не возвращаться к людям. Довольно интриг, довольно политических игрищ, довольно предательств! Трое из Эрде мертвы, четвертый похоронил себя в Кезанкийских горах.
– Ринга Эрде жива. Дана Эрде жива, – убежденно возразил обладатель более молодого голоса. – Она здесь, и ей необходима помощь. Друзья пытаются отыскать и покарать виновников вашей смерти. Мораддин Эрде зря торопится умирать, он необходим многим из живущих. Конечно, его жизнь – это только его жизнь, но принимать решение придется, и очень скоро.
Молчание. Я все-таки взглянула на мир вокруг, узнав, что лежу на покрытом овечьей шкурой сундуке, моя голова удобно покоится на коленях Эллара, и ладонь мага успокаивающе гладит меня по затылку. Мораддин сидел возле стены, скрестив ноги и пристально глядя на покрытый старой циновкой каменный пол.
– Сумеет ли она меня понять? – раздумчиво проговорил Мораддин, обращаясь к Рабирийцу. – Не простить, но хотя бы понять? Она стала совсем другой, не похожей на маленькую Долиану, которую я помнил.
– Ей пришлось очень быстро повзрослеть, – Эллар пошевелился, устраивая меня поудобнее.
– Оно и заметно, – отец издал знакомый мне с детства быстрый, гортанный смешок. – Полагаю, мое мнение вряд ли будет иметь для вас обоих какое-то значение?
– Я уважаю мнение почтенного отца Даны, – ровно произнес маг из Рабиров. – Однако ее собственный выбор я ценю больше, а она пожелала остаться со мной.
– Моя дочь учинила мятеж против короля, нашла себе весьма странного друга и намерена стать волшебницей, – с грустной иронией перечислил Мораддин Эрде. – Волей-неволей приходится мириться с
