решение.
Мы столпились у выхода из шатра. Что еще оставалось делать? Меня крайне беспокоило состояние Ольтена, от ярости близившегося к полнейшему отчаянию. Он прекрасно понимал, что его слова и желания почти ничего не значат. Он – никто, изгнанник, из милости принятый королем Аквилонии. Личные привязанности правителей всегда вынуждены отступать перед соображениями политики. Горько признавать, но это так.
Занавеси шатра отодвинулись. Мы увидели несших караул гвардейцев Немедии и остановившийся шагах в двадцати от шатра фургон, запряженный парой тяжеловозов. Чуть дальше, под деревьями, стояли Райан, Дженна, Меланталь и Ньоро, с возрастающим удивлением созерцая разыгрываемую перед ними сцену.
Фургон охраняли десяток человек, носивших на плащах уже попадавшийся мне на глаза неприметный герб с изображением летучей мыши. Великолепная, натасканная покойным Мораддином Эрде гвардия Вертрауэна, теперь доставшаяся Тараску…
Двое или трое охранников возились с откидывающимся задником повозки. Затем они приставили короткую лестницу, залезли внутрь и очень аккуратно вывели наружу какого-то человека. Даже не вывели, скорее, вынесли, ибо ноги и руки незнакомца были опутаны еле слышно позванивающими цепями. Пленника поставили возле борта фургона, сняли с его головы черный мешок и развернули лицом к нам.
– Его отыскала Долиана, – в мое оцепеневшее сознание пробился чуть ироничный голос Тараска. – Знаете, где? В Кезанкийских горах, в тамошнем подгорном королевстве двергов. Он решил навсегда покинуть мир людей, однако у его дочери имелись иные планы. Не нужно спрашивать, знаете ли вы этого человека? Да-да, хитроумный Мораддин Эрде воскрес из мертвых. Увы, он больше не всесильный глава жуткого Пятого Департамента, а всего лишь изловленный злодей короны. Оно слово короля Аквилонии – и герцог Эрде останется в людской памяти именно таким: пронырливым и честолюбивым интриганом, казненным за измену Трону Дракона, которому он якобы верно служил. Или же он навсегда пребудет мертвым, ушедшим, как подобает человеку его характера, павшим, защищая свой дом и семью от взбунтовавшейся черни.
Мораддин поднял голову, равнодушно взглянув на нас. Я услышал короткий, сдавленный выдох, как от нанесенного под дых сильнейшего удара. Можно не гадать, кому он принадлежал – Конану. Вот и встретились старые друзья.
28 день Третьей весенней луны.
Первый послеполуденный колокол.
Думаю, потребуй Конан разрешения обменяться с Мораддином хотя бы парой фраз, Тараск бы проявил великодушие к противнику. Однако правитель Аквилонии резко повернулся и ушел обратно в шатер. Ольтен немедля рванулся за ним. Я различил лишенный малейших проблесков надежды голос немедийского принца:
– Значит, я должен это подписать? Тараск отыскал безотказное средство! Откажемся – Эрде умрет, и трудно сказать, что станется с Даной. Кофиец не шутит, ты понимаешь это? Он не даст тебе покоя, пока не добьется своего. И война наверняка будет, если не сейчас, то через год, когда он накопит силы. Согласимся – с обеих сторон границы вздохнут с облегчением. Тебе отдадут Мораддина, и какое значение, что станется со мной? Я понимаю, моя жизнь, жизнь одного человека не слишком важна по сравнению с благом государства. Нимед, мой отец, наверняка подписал бы эту треклятую бумажку, сказав, что через год-другой все может измениться…
Ольтен говорил сущую правду и приводил разумные доводы, однако никакого ответа не добился. Конан молчал. Он не произнес ни единого слова, пока мы снова не собрались в шатре. Мое настроение заслуживало единственного слова: «угнетенное». Думаю, Просперо чувствовал себя точно также. Аквилонцам не часто приходилось признавать свое поражение, но сегодня боги решили побаловать своим вниманием Тараска.
– Могу я узнать ваше решение? – вежливейшим тоном осведомился правитель Немедии.
Поскольку варвар упрямо отмалчивался, тяжесть ответа пала на Пуантенца. Тот мудро решил добиваться спасительной отсрочки:
– Ваше величество должны понимать, что такие вопросы не решаются за один день! Мы выслушали ваши предложения и находим их разумными, однако даже короли не всегда свободны в своем волеизъявлении! Нам нужно узнать мнение дворянского собрания Аквилонии…
– Почему бы не Совета Семи королей? – выдержка Тараска тоже имела свои пределы. – Месьоры, ответ должен быть дан здесь и сейчас. К чему эти уловки? Вы сами признали: чем быстрее мы разрешим наши трудности, тем спокойнее будет наша совесть. Дженну Сольскель можете забрать себе в качестве довеска и утешения.
– Я подпишу, – Ольтену удалось собрать все отпущенное ему природой достоинство. – Пусть меня потом сочтут изменником, но я вынужден это сделать…
Он в упор посмотрел на Дану. Может быть, надеялся, что герцогиня Эрде-младшая оценит и одобрит его поступок. В конце концов, Ольтен пытался спасти жизнь ее отца, которую она сама, похоже, ни во что не ставила.
Долиана Эрде равнодушно отвела глаза и забарабанила ногтями по столешнице.
Младший наследник Нимеда, сумевший увлечь за собой Полночь страны и уцелевший в бойне у Демсварта, подошел к столу, где лежало и терпеливо ждало признание его собственной неудачи – полное, окончательное, не подлежащее дальнейшему изменению. Я невольно зажмурился, чтобы не видеть, как Ольтен подписывает смертельный приговор сам себе. Как нас угораздило? И почему молчит Конан? Ну скажи хоть слово, ты, признанный герой, правитель великой страны и верный друг!
– Нет, – король Аквилонии изволил нарушить свой обет добровольного молчания. – Он не рискнет так поступить. Я в это не верю. Мы не станем ничего подписывать. Чабела права: стоит один раз нарушить закон, и его перестанут уважать. Ольтен, положи перо! Мы уезжаем.
– А Мораддин? – язвительно напомнил Тараск.
– Мораддин всегда знал, что ходит по острию меча, – не замедлил с ответом Конан. – И я верю – он поймет и одобрит.
– Если узнает, конечно, – Кофиец нахмурился. Кажется, его планы рушились.
«Уходите. Уходите немедленно. Пожалуйста. Уходите».
Я вздрогнул, услышав в своей голове отчетливый, звонкий голос Долианы Эрде. Украдкой глянул по сторонам: Дана по-прежнему сидела за столом, и выглядела, как женщина, которой вот-вот станет дурно. Ее без того бледная кожа приобрела желтоватый оттенок, в глазах появилось выражение откровенной ненависти. Она ненавидела не нас, не Ольтена и даже не Тараска или своего отца. Ее противник был далеко… и рядом… внутри нее самой… И никто в целом мире не мог ей помочь.
«Это ксальтоун, – неслышимый голос Даны слабел. – Он держится в тени и дергает за ниточки. Я управляю Талисманом, он управляет мной. Вы пришли в ловушку. Я пыталась докричаться, но меня никто не слышит, только ты. Уведи короля или хотя бы уходи сам. Быстрее. Сейчас он справится со мной. Я паршивая колдунья, но я – Эрде. Крепче камня, настойчивее воды… Да убирайся же!»
«Где Рабириец?» – я начал соображать, что к чему.
«В Бельверусе! В подвалах замка короны! Мы обречены – он, я, отец… Вон! Вон отсюда! Оставь меня в покое!»
Последний выкрик Даны, кажется, относился не ко мне. Единственное, что я мог предпринять – изобразить внезапный приступ кашля и, согнувшись в три погибели, кинуться к выходу. Внезапно занемогшего королевского библиотекаря не стали задерживать, и, пробегая мимо Просперо, я умудрился незаметно ткнуть его светлость локтем, прошипев: «Уходите из шатра!».
Я уже достиг порога, когда за моей спиной возникла какая-то шумная возня, сопровождаемая восклицаниями и аханьем. Любопытство победило, и я оглянулся. Долиана Эрде тоже стало нехорошо. Она потеряла сознание и упала с табурета. Ольтен и Тараск, как лучшие друзья, хлопотали над ней.
Немедийские гвардейцы, охранявшие шатер, нехотя расступились, пропуская меня. Я добежал до маявшейся нетерпением группки посланцев Аквилонии и первым, кто налетел на меня, оказался Райан Монброн.
– Что там происходит? – маг пребывал в тихом бешенстве. – Сначала из фургона вытащили Мораддина Эрде, а теперь шатер просто трясет от магических колебаний! Чья работа – ксальтоуна или Эрде- младшей?!
