Однако сегодня по молчаливому соглашению прошлое предали забвению и разошлись вовсю. Праздновать Солнцеворот, так праздновать! В истинно варварском духе: с прыжками через костры, игрищами, песнями и плясками, шуточными поединками, непрерывными заигрываниями, купаниями при луне и гаданием на венках. Кто-то отправился поискать цветы папоротника, хотя всякому образованному человеку известно, что папоротник по природе своей цвести не способен.
Уговорить приехавшую с немедийскими посланниками Цинтию Целлиг пойти купаться мне не удалось, но венками мы обменялись и потом бросили их в речку. Сегодня там плавало много таких венков, уносимых неторопливым течением куда-то к Закату. До темноты мы сидели на берегу, слушая разносящиеся по лесу голоса и смех, болтая, целуясь, и хоть убей, не помню, кто первым сказал: «Давай поженимся»…
Цинтия, по вечной привычке женщин присваивать себе чужие заслуги, клянется, что она. Я не спорю.
– Похоже, дурной пример заразителен, – с понимающей усмешкой приветствовала нас Дженна, когда в сумерках мы выбрались к костру подле королевского шатра. Над огнем булькал огромный котел, в котором готовили вино со специями, сюда постепенно собирался круг наших друзей, и я в который раз поразился прихотливости нитей судьбы, связавшей столь разных и непохожих людей. – Вас поздравлять?
– Всенепременно и обязательно! – жизнерадостно прокричал из темноты кто-то из оборотней. – Коли нас не пригласят на свадьбу – мы обидимся!
– Точно, это поветрие, – согласился Конан, пребывавший в столь благодушном настроении, что, явись сюда кто-нибудь из его давних недругов, вроде Тот-Амона или покойного Страбонуса, их непременно усадили, поднесли чарку и расспросили, каково нынче злодействуется на белом свете. – Хальк, даже не надейся удрать в свое гандерландское захолустье. Ты ведь не бросишь ненаглядную библиотеку на произвол судьбы?
– Мне нужно разрешение Вашего величества на временную отлучку, – твердо заявил я. – До начала осени. Или даже до конца. Я домой не показывался уже лет пять! Матушка забыла, что у нее есть младший сынок!
Конан посмотрел на меня, на украдкой хихикавшую Цинтию, на собственную жену, в темных волосах которой запуталась бледно-золотая кувшинка, вздохнул и сказал:
– Желаю счастья. Не вернетесь к Первой зимней луне – казню. Лично приеду в Юсдаль и повешу обоих на одной веревке… Барышня Цинтия, ну растолкуй, зачем тебе сдался этот книжный червь?
– Нравится, – убежденно ответила моя рыжая непредсказуемая дама.
Кипящее вино в котле воспользовалось моментом и выплеснулось через край, весело зашипев на углях.
Луна достигла вершины небосвода и начала клониться к горизонту. Шумный лагерь на лесной поляне постепенно затихал, хотя самые рьяные любители гулянок намеревались сидеть до рассвета. Пуантенский Леопард подбил благородное собрание учинить песенное состязание, в ходе которого появились невинные жертвы – Веллан, перестаравшись, оборвал струны.
Нетвердо держащееся на ногах общество отправилось искать замену доблестно павшему инструменту, вернувшись с добычей: виолой, принадлежавшей Меланталь, и еще одной, выпрошенной под честное слово у немедийцев. Этой немедленно завладел явившийся из леса Аластор, со скорбным видом поведавший, что цветов папоротника ему отыскать не удалось и пришлось сорвать парочку соцветий иного рода…
– Ой, парочку ли? – невиннейшим тоном осведомился Эртель, за что был пнут и обозван блохастым кобелем.
Начинающуюся перепалку оборвала рабирийка, резко ударив по струнам виолы и заявив, что хвастовство свойственно только мальчишкам, зато некоторые болтуны не в силах даже взять правильного аккорда. Кайлиени возмутился, и нам оставалось только слушать, как эта парочка старается перещеголять друг друга, вспоминая старинные мелодии и на лету сочиняя новые.
Наверное, я задремал, убаюканный теплом костра, вполуха внимая струнным переборам и голоску подпевавшей Цинтии. Разбудил меня собачий лай – кофийская псина Райана Монброна, прежде спокойно лежавшая подле хозяина, вскочила, навострив уши и рыча в темноту за пределами света костра.
– Чего это она? – спросила Дженна. – Зверя почуяла? Или кто-то шатается по лесу?
– Там человек, – без колебаний ответил Монброн. – Причем знакомый. Чин, приведи!
Но прежде чем Чинкуэда успела выполнить команду владельца, на границе света и тьмы возник высокий черный силуэт, вроде бы человека, одетого в тяжелый дорожный плащ с капюшоном. Что удивительно, заявился пришелец с той стороны, откуда придти никак не мог. Во всяком случае столь беззвучно и незаметно. Поляну там окружали старые кусты шиповника – я уже весьма близко познакомился с ними и готов был побиться об заклад касательно их полнейшей непроходимости.
В молчании гостя и его загадочном появлении чудилась некая угроза, которую, однако, никто не собирался принимать всерьез. Что может случиться в крохотном лесу, больше смахивающем на ухоженную рощу, где сегодня расположились король Аквилонии и его приближенные? Сам Конан не шевельнулся, вглядываясь в незнакомца поверх чаши с дымящимся вином, а внезапно оживившийся Тотлант поднялся на ноги, улыбнувшись и подняв руку:
– Эллар? Если ты хотел нас удивить, то своего добился. Присаживайся к костру!
Тот, кого я сначала принял за заблудившегося в лесной темноте гостя из соседнего лагеря, немедийского или зингарского, и впрямь оказался существом знакомым – жутковатым одноглазым магом из Рабирийских гор. Признаться, я не рассчитывал, что мы когда-нибудь увидим его снова, и ничуть не сожалел. Вечно с ним связаны непонятные странности, древние тайны, неразгаданные секреты и… И гибель Даны Эрде.
Посыпались вежливо-обрадованные возгласы, кто-то рассмеялся, кто-то встал, искать новую чашу для гостя. Зенобия с нарочито сожалеющим видом бросила в ножны кинжал, с удивительным проворством впрыгнувший ей в руку.
– Удачной дороги и благополучного возвращения, – сдержанно и, как мне показалось, с оттенком сожаления приветствовал ночного визитера Аластор. Моя подружка улыбнулась и поклонилась магу, но, как только он отвернулся, прижалась крепче ко мне – Цинтия всегда побаивалась мрачного Рабирийца, утверждая, будто от него не стоит ждать хорошего.
– Халлэ, Астэллар, – произнесла Меланталь Фриерра, почтительно склонив голову.
На обращенные к нему приязненные слова маг ответил разом, произнеся своим низким, с резким акцентом жителей Полуденного Побережья голосом:
– Рад видеть всех в добром здравии, – и, неуловимым движением сбросив плащ, присел напротив киммерийца на покрытое ковром бревно. Меча с лунной гардой при нем сегодня не было. По-моему, он вообще приехал без оружия.
– Здравствуй, Хасти, – проговорил варвар негромко и со странной интонацией. – Я ждал, что ты придешь. Сегодня или завтра, но обязательно придешь.
– Уж извини, что не явился на торжественную церемонию, – пожал плечами Рабириец. В отблесках пламени лицо мага казалось усталым, отрешенным и снова постаревшим на десять-двадцать лет. – Как представил, на что это будет похоже: свадьба Конана Первого, короля Аквилонии… Ой-ей…
– Да уж, весьма… утомительно, – подтвердил Конан. Дженна откровенно фыркнула.
Маг улыбнулся – одними губами – и пригубил предусмотрительно наполненный Велланом вместительный кубок.
– Поздравляю, – искренне сказал он. – Знаешь, я какое-то время смотрел на вас – пока меня не учуяла собака. Конан, ты наделен редким даром…
– Да-да, везде, где появляется Его величество король Аквилонии, немедля возникает либо пьянка, либо драка, либо переворот, – буркнул Эртель под всеобщие смешки.
– Ты собираешь вокруг себя исключительно хороших людей, – продолжил Эллар. – Я хочу пожелать тебе и твоей жене – а пожелания таких, как я, частенько имеют свойство исполняться – чтобы те, кого ты любишь на этом свете, всегда оставались с тобой.
На последних словах лицо на миг Рабирийца исказила мучительная гримаса – хотя какие чувства можно прочесть по лицу, от которого осталась лишь половина? Порывисто поднявшись, маг воскликнул:
– За здоровье короля и королевы Аквилонии!
