устроился поудобнее на каменном полу, расстелив шкуру “редкого северного зверя”, и собрался было откупорить кувшин с вином, как вдруг приметил у дальней стены нечто белеющее в полумраке. Конан отставил кувшин, встал и подошел поближе. У его ног лежал обрывок белой кисеи, украшенной по краю узором, вышитым золотыми нитями. Северянин без труда узнал покрывало, которым защищала от нескромных взглядов свое обворожительное личико Мирдани.
– Что ж, я на верном пути, – сказал Конан, нагнувшись, поднял кусочек ткани и положил его за пазуху.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Султанапурский базар шумел. Сотни рядов пестрели всем, что только мыслимо и немыслимо продавать, покупать и обменивать. Нескончаемой вереницей сменяя друг друга, кожевенный, посудный, ювелирный, кузнечный, сапожный, скорняжный и десятки прочих рядов кипели жизнью. Золотые и серебряные монеты, звеня, перетекали из рук в руки в обмен на самые разные, нужные и не очень, товары.
Первые мгновения попавший в этот цветистый водоворот человек терялся, не зная, на чем остановить взор: на чеканных ли серебряных блюдах из Хоарезма, дивных рубинах, мерцающих подобно спелым семенам граната, в несравненных женских украшениях из Вендии; похожей на эбонитовую статуэтку чернокожей рабыне, привезенной из Зембабве, или же на воздушных кхитайских шелках, поражающих своим многоцветием и изумительной легкостью. Продавцы нахваливали свой товар на всех языках и наречиях, всеми возможными способами привлекая внимание к своим палаткам. Торговец из далекого Кхитая с ловкостью фокусника продевал широкое шелковое полотнище сквозь колечко, которое едва бы смогла надеть на мизинчик десятилетняя девочка; оружейники выгибали крутой дугой тонкие узкие сабли, пытаясь коснуться острием оконечья рукояти, а один аграпурец, распалившись, под восторженные возгласы столпившихся вокруг зевак, принялся сбривать свою бороду огромным двуручным мечом, который был почти с него ростом.
Конан тоже был в числе тех, кто глазел на чудака, гадая, отхватит он себе голову вместе с бородой или нет – меч, на опытный взгляд киммерийца, был действительно хорош.
Стоявший рядом с киммерийцем купец, чья лавка была напротив, не выдержав зрелища столь явного торжества конкурента, выкрикнул:
– Я дам тому, кто своим мечом перерубит несравненный клинок вендийской стали, подобные которому продаются у меня, столько золота, сколько будет весить оружие героя, совершившего это! Клянусь Эрликом, во всем Султанапуре не найдется клинков лучше моих!
Несколько молодых людей, явно из богатых семей, обернулись на призыв и последовали за купцом к его шатру. Толпа зевак немедленно потянулась за ними в предвкушении новой потехи, оставив раздосадованного аграпурца в одиночестве добривать вторую половину лица.
Хотя Конан пришел на базар вовсе не от скуки, как, например, молодые туранцы, что сейчас изо всех сил пытались разрубить своими кривыми саблями короткий клинок, лежащий обеими концами на двух деревянных чурбаках, он все же подошел к ним. Некоторое время он с усмешкой наблюдал за усилиями юнцов, двое из которых уже сломали клинки, а третий привел саблю в полную негодность, иззубрив ее лезвие подобно пиле. Когда желающих испытывать качество вендийской стали уже не осталось, Конан тряхнул головой, и, перекрывая людской гомон, громко сказал:
– Хороший клинок! Но мой – лучше, и весит он достаточно, чтобы обеспечить мне безбедную старость.
С масляной улыбочкой купец сделал широкий приглашающий жест и даже чуть поклонился высоченному варвару, предлагая испытать товар. Зеваки поутихли, ожидая чего-то необычного, но каждый был уверен, что силы у могучего чужестранца хватит как раз на то, чтобы сломать свой собственный меч.
Конан невозмутимо обнажил клинок, особо не примериваясь, коротко размахнулся и нанес удар. Брызнул яркий сноп искр, на булыжники рыночной площади посыпались осколки стали, а киммериец как ни в чем не бывало опустил клинок, на котором появилась лишь незаметная зазубрина, а затем бросил его на прилавок перед потрясенным купцом со словами:
– Взвешивай! Все слышали, что ты поклялся Эрликом.
Толпа взвыла от восторга, а побледневший торговец дрожащими руками поднес к глазам меч Конана и осмотрел его, будто не веря в произошедшее.
– Прекрасная сталь! – пролепетал он. – Я такой доныне никогда не видел.
– Немудрено, – усмехнулся Конан. – А знал бы ты, где я его добыл…
– Это совершенно не важно! – воскликнул купец и поспешно добавил, увидев сурово сдвинутые брови варвара: – Я ни в коей мере не сомневаюсь, что добыт он в великой битве как награда за подвиг силы и мужества, о воин!.. Я, конечно же, сдержу свою клятву – я честный купец, а не какой-нибудь там проходимец-фокусник (эта реплика относилась к позеленевшему от злости полубородому коллеге), и ты получишь золота столько, сколько весит твой чудесный клинок, но если у тебя есть желание получить золота в пять раз больше его веса, тогда продай мне его.
– Не дождешься. Ты должен понимать, что такие мечи не продаются.
– Понимаю, понимаю… А не согласишься ли ты пройти в мой шатер, пока приказчик отвесит необходимое количество золота?
– Ну, пошли, – ответил Конан, и у него мелькнула мысль о том, что купец наверняка знает все последние новости и сплетни Султанапура.
В шатре было сумрачно и прохладно. Наблюдая краем глаза за тем, как приказчик бросал на правую чашу весов монеты, пытаясь уравновесить ее с левой, на которой лежал меч, Конан прихлебывал из кубка легкое мускатное вино и слушал болтовню купца, который опять завел речь о продаже меча.
– О, доблестный воитель, – осторожно говорил он, – я прекрасно знаю, что расстаться с таким замечательным оружием очень нелегко, но поверь, на те деньги, которые я мог бы дать тебе за него, ты бы купил оружие ничуть не хуже этого.
– Тогда зачем мне его продавать? – справедливо заметил киммериец. Купец же продолжал мягко настаивать, побаиваясь, однако, что могучий варвар может разозлиться и учинить погром. Но желание обладать чудесным клинком пересиливало опасения.
– Но если ты не хочешь обменять благородную сталь на презренное золото, быть может, тебя заинтересует что-либо другое?
– Что, например? – лениво осведомился Конан, подумывая о том, не начать ли ему самому расспрашивать купца о султанапурских новостях.
– Ты можешь выбрать любую вещь в моей лавке, или же попросить об иной услуге… – купец замялся. – Я могу уступить тебе любую из моих наложниц. У меня их много, и они не менее прекрасны, чем… – тут купец понизил голос и наклонился к Конану. – Чем та новая наложница, которую прибрел почтеннейший Турлей-Хан.
“Вот оно!”
– Наложница? Турлей-Хана? И чем же она отличается от иных женщин?
– Это держится в строжайшем секрете, – зашептал купец, оглядываясь по сторонам, хотя в шатре кроме них никого не было, ибо приказчик, уравновесив чаши весов, вернулся в лавку. – Но со вчерашнего вечера в городе ходят слухи, будто она могла бы послужить украшением гарема самого Илдиза!
– Где ж он достал такое сокровище? – разыгрывая недоверчивость, спросил Конан.
– И это никому неизвестно, но говорят, что она была украдена у одного из зуагирских шейхов, и ее привезли во дворец лишь минувшей ночью. Дикий прекрасный цветок, понимаешь!
– Хороши же “строжайшие секреты”, известные всему базару, – ехидно заметил Конан.
– Стараемся, – с не меньшим сарказмом ответил купец, разведя руками. – Так ты заглянешь сегодня вечером в мой дом, чтобы выбрать красавицу, какую только пожелаешь?
– Не-а, – скривился варвар, продолжая изображать простачка с севера, явившегося в большой восточный город. – Я… э-э-э… женат… А законы моей страны не позволяют заводить более одной жены.
– Так же не жену тебе предлагаю! – обиделся торговец.
– Менять меч на женщину я не желаю, а вот если ты мне кое-что расскажешь, то я… – Конан с некоторым сожалением посмотрел в сторону желтеющей на чаше весов горки монет, – … пожалуй,
