Неторопливо бредущий куда глаза глядят Блайи миновал лотки на редкость крикливых торговцев сладостями, задержался возле прилавка с винами, купив «на пробу» маленький керамический кувшинчик белого шемского, и вышел к наскоро сооруженным перед началом ярмарки длинным зданиям складов. За ними располагались загоны для животных, и оттуда долетало то дрожащее овечье блеянье, то грозное фырканье и рев быков, то пронзительный поросячий визг. Запах в округе стоял соответствующий, и брезгливо скривившийся Ди Блайи решил обойти это непривлекательное местечко стороной.
Он так бы и поступил, но не успел сделать даже пары шагов. На плечо легкомысленно насвистывающего барда легла чья-то увесистая рука, резко дернувшая его назад и втащившая в неширокий проулок между двумя соседними складами. Блайи не успел ни закричать и позвать на помощь, ни даже толком испугаться, когда следующий толчок заставил его отлететь назад и врезаться спиной в стену. Спустя миг Ди Блайи на собственной шкуре выяснил, что доски, пошедшие на строительство складов, никто не позаботился ошкурить, и по числу торчащих из них острых щепок они весьма напоминают дамскую подушечку для булавок.
Но Блайи куда больше интересовали личности напавших на него людей и причины их поступка, чем какие-то воткнувшиеся в спину щепки. Вряд ли его угораздило попасться грабителям – чтобы срезать кошелек, вовсе не обязательно затаскивать жертву в укромное место. Тогда в чем же дело? Разве за три дня он успел обзавестись недоброжелателями? Или его опять нагнали грешки прошлого?
Барду уже приходилось иметь дело с разъяренными мужьями и приятелями его мимолетных подружек. Порой все ограничивалось взаимными словесными оскорблениями и угрозами, иногда обычнейшей дракой или законным поединком, однажды Блайи здорово избили, а в Либурне Офирском он был вынужден прикончить напавшего на него человека, о чем потом искренне сожалел. Взбесившийся ревнивец просто не оставил менестрелю другого выхода. И совершенно не ожидал, что Блайи вполне уверенно владеет не только виолой, но и длинным кинжалом-дагой.
Зато имени или хотя бы лица жены этого типа Ди Блайи, как не бился, так и не смог вспомнить. Из чего следовало – сия особа не отличалась никакими выдающимися душевными и телесными качествами, и не стоила того, чтобы долго хранить ее в памяти.
Бард наконец отлепился от стены, небрежно стряхнул приставший к одежде сор и взглянул на своих противников. В глубине души немедля заворочалось нехорошее подозрение: если он сегодня отделается простой выволочкой – это станет удачным исходом.
Их было трое, хозяин и двое не то слуг, не то телохранителей – угрюмые верзилы с туповатыми взглядами, каждый из которых был способен без особых усилий превратить Ди Блайи в нечто бесформенное и малоприятное на вид.
Их господин выглядел не столь угрожающе, однако изрядно струхнувшему барду все равно захотелось попятиться. Он уже шагнул назад, но вспомнил, что позади него дощатая стена склада. Быстрый взгляд по сторонам принес неутешительную весть – сбежать невозможно. В дальнем конце проулка виднелись решетчатые перегородки загона и мелькал черный бок на редкость крупного (и, наверное, злобного…) быка, ближний конец был недосягаем. Вступать в драку бессмысленно. Надеяться на внезапную помощь тоже бесполезно. Можно, конечно, попытаться воззвать к чести молчаливого хозяина (в том, что он мелкопоместный дворянин, сомнений не возникает – достаточно вида одной серебряной цепочки с гербом), однако Ди Блайи решил, что делать этого не стоит. Хотя бы потому, что отпрыск семейства Рюделли, выбравший ремесло странствующего барда, добровольно отказался от большинства привилегий благородного сословия и по положению находился чуть выше обычного горожанина-простолюдина. Не стоит также забывать о том, что в Зингаре он иноземец. Причем нежелательный иноземец. На Побережье недолюбливают подданных Трона Льва.
«Попался, – с коротким смешком признал Ди Блайи. – Обложен и загнан в угол. Не знаю, что им от меня нужно, но будет лучше согласиться на все требования. И постарайся не злить лишний раз этого благородного дона, если собираешься прожить как можно дольше, идет?»
Именно по этой причине бард предпочел пока помалкивать. Хотят ссоры – пускай заговорят первыми. А ссора непременно начнется – не сейчас, так попозже…
– Боишься? – неожиданно заговорил незнакомец. На вид ему было изрядно за сорок, и никакие ухищрения портных не могли скрыть выпирающее брюшко и привычку сутулиться. Однако взгляд у человека был отнюдь не старый – жесткий и не предвещавший Ди Блайи ничего хорошего. – Это правильно… Ну, и что с тобой, нечестивцем без стыда и совести, прикажешь делать?
– Я не понимаю… – нерешительно заикнулся Блайи, хотя уже начинал подозревать, что к чему. Если его догадка окажется верной – краткое пребывание в Карташене он запомнит до конца дней своих. И больше никогда, ни за какие деньги и не при каких обстоятельствах, не рискнет соваться на Полуденное Побережье!
– Все ты отлично понимаешь, – не дал договорить неизвестный. – Конечно, Аниса еще молода и не слишком сообразительна, а проще говоря – глупа, но это не дает права всяким наглым проходимцам вроде тебя порочить доброе имя семьи Кабортальеза!
«Если бы меня так звали, я бы сразу повесился, – обреченно подумал бард. – Бедная Аниса… Муженьку достаточно было повысить голос, чтобы она начала щебетать, как птичка. Свалить всю вину на меня ей ума хватило, а догадаться поставить слуг у входа в дом – нет! Ох уж эта мне провинциальная наивность… Что теперь будет?»
– Волочь тебя в суд – слишком хлопотно, – супруг Анисы продолжал рассуждать тем же не слишком выразительным и оттого более пугающим тоном. – По нынешним законам требуются хотя бы два свидетеля того, что имела место супружеская неверность. Кроме того, судилище неизбежно вызовет изрядный скандал, а я не тороплюсь расставаться с Анисой… Значит, суд не подходит.
Блайи поёжился и от души понадеялся, что хотя бы внешне сохраняет некое подобие выдержки и невозмутимости.
– Поединок? Слишком много чести для такого негодяя, – носитель сколь благородной, столь и непроизносимой фамилии Кабортальеза задумчиво побарабанил пальцами по раскрытой ладони. – Может, приказать вывезти тебя за город, а там просто и незамысловато прирезать? Или… – он внимательно посмотрел на жавшегося у стенки Ди Блайи. По привычке всех людей, имеющих отношение к игре на музыкальных инструментах, бард в любой ситуации в первую очередь старался беречь руки и сейчас непроизвольно спрятал их за спину. – Ученые мужи утверждают, что в каждом пальце имеется по меньшей мере четыре кости. Вот и проверим…
Если дон Кабортальеза хотел лишь напугать более удачливого соперника, он этого добился. И даже с лихвой – Блайи непроизвольно шарахнулся назад, едва не завизжав: «Не надо!» Ничего страшнее придумать было невозможно. На какой-то миг бард даже пожалел, что когда-то не прислушался к разумным доводам родителей, променяв безмятежную жизнь в семейном поместье на дороги и приключения, век бы их не видать! Предупреждали же – в Зингаре за осквернение супружеского ложа можно изрядно поплатиться…
– Тихо, тихо, – на одутловатом лице карташенского гранда появилась легкая усмешка из числа тех, что называют «змеиными». – Разумеется, таковой поступок был бы непозволительно жестоким, даже по отношению к тебе… Однако твои действия требуют соответствующего наказания. Кстати, я подозреваю, моя дорогая супруга была отнюдь не единственной обманутой тобой женщиной? Алонхо, Мадес, ну-ка взять его!
Молчаливые и равнодушно взиравшие на все происходящее телохранители как-то на редкость согласованно шагнули вперед, с легкостью оторвали Ди Блайи от спасительной стены и поставили перед своим хозяином, заломив руки назад. Бард не сопротивлялся – все равно бесполезно. Вместо этого он рискнул подать голос:
– Конечно, я виноват, однако несправедливо наказывать только меня!..
– Донна Аниса тоже свое получит, не беспокойся, – презрительно хмыкнул Кабортальеза. Блайи от этого смешка передернуло. – Он еще будет рассуждать о справедливости!
Намек был ясен – бард замолчал, с некоторым ужасом ожидая решения оскорбленного мужа. И дождался – дон Кабортальеза жестом подозвал одного из телохранителей и спокойно распорядился:
– Заткните ему пасть и разденьте.
Одновременно где-то неподалеку раздался торжественный и низкий рев нескольких огромных витых
