– Чего ты на него взъелся? – недовольно спросил Конан. И в самом деле, что может быть общего между процветающим контрабандистом, ныне заправляющим в городе, и человеком из свиты губернатора?
– Не люблю выскочек, – буркнул Деррик. – Этот нахал полагает, что, если он удачно сбегал до Мессантии и обратно, протащив с собой пару бочек не обложенного пошлиной вина и кусок купленного по дешевке шелка, то все должны уступать ему дорогу. Кроме того, он спит и видит, как бы заслужить дворянство. Вот чего он не дождется никогда, пока дон Карбальо будет градоправителем, а пробудет он в этой должности еще ой как долго!
– А кто в Зингаре имеет право раздавать титулы и за что? – Конан тщетно попытался вспомнить нужную статью в мудреных зингарских законах. – Король?
– В первую очередь король и министры двора, затем любой из герцогов, чья родословная насчитывает хотя бы десяток поколений, в редких случаях – градоправители или держатели больших наделов земли, – перечислил Деррик и злорадно добавил: – Но нашему красавчику ничего из этого не светит.
– Зачем Эвану понадобилось дворянство? – пожал плечами киммериец, никогда не разделявший стремления некоторых из своих знакомых к громкими титулам и званиям. – Он же и так здесь второй после губернатора. Ну, привесят ему на шею золотую цепочку, словно породистой шавке, и что дальше?
– Дальше… – Деррик загадочно прищурил зеленоватые глаза и вдруг совершенно другим, медовым голоском протянул: – Кого я вижу!
Впереди мелькнуло ярко-алое пятно. Спустя несколько шагов оно приобрело вид стройной молодой дамы, стоявшей у лотка ювелира и увлеченно перебиравшей разложенные украшения. Торговец – приезжий, то ли из Аргоса, то ли из Офира – заливался соловьем, извлекая откуда-то все новые и новые соблазнительно сверкающие безделушки. Деррик немедленно бросил поводья своей лошади, подкрался к Агнессе и грозно вопросил:
– Донна Вальехо, извольте немедля объяснить, почему вы не прибыли на церемонию открытия, как надлежало по этикету, и почему вы тратите выданные вам сбережения на всякую ерунду?
– Отвяжись, – не оборачиваясь, потребовала Агнесса. Сейчас она походила не на надменную благородную графиню, а на обычную девушку, улизнувшую из-под бдительного присмотра маменьки и тетушек. – Я зачем тебе дала свободный день? Чтобы ты не таскался повсюду за мной и не совал нос в мой кошелек. Вот и отправляйся на все четыре стороны.
– Фи, как невежливо, – обиделся Деррик. Наблюдавший за перепалкой госпожи и слуги Конан беззвучно рассмеялся. – Кто же, кроме меня, позаботится о твоей хрупкой нравственности и безопасности?
– Я отлично справлюсь сама, – заверила добровольного надзирателя Агнесса и обратилась к продавцу: – Я беру вот эту вещь. И вон ту тоже. И еще… да, еще вот это. На сколько я разорена?
Деррик схватился за голову и закатил глаза:
– Дражайшая донна, платить-то зачем? Для чего существует городская казна? Она не обеднеет от оплаты твоих игрушек!
– Казна – для нужд города, – строго перебила болтуна Агнесса. – Еще не хватало, чтобы на всех углах болтали, будто донна Вальехо промотала казенные денежки на свои украшения! Я пока достаточно богата.
Она вытащила из висевшего на поясе бархатного кошелька несколько тяжелых, тускло поблескивающих монет зингарийской чеканки, пересчитала их и с сожалением добавила:
– Уже недостаточно. Деррик, у тебя случайно нигде не завалялось десяти лишних дублонов?
Молодой человек ехидно ухмыльнулся и выразительно развел руками.
– Я заплачу, – вмешался Конан, прежде чем Агнесса или владелец лавки успели что-то сказать. Вслед за этим заявлением на прилавок увесисто шлепнулось лучшее из возможных подтверждений любых намерений. Торговец немедленно принялся на все лады благодарить щедрых покупателей; Агнесса обернулась, удивленно подняв тонкие дуги бровей; довольный собой Деррик скромненько отступил в тень, предоставляя хозяйке право самой решать, как поступить.
Что ж, она и решила. Даже не слишком раздумывая, чем заслужила молчаливое одобрение Конана.
Графиня Вальехо и господин корсарский капитан, любезно беседуя, направились в сторону виднеющегося вдалеке разукрашенного помоста. Прическу донны Агнессы украшал только что приобретенный гребень в виде бабочки, вспыхивавший под ярким солнцем Полуденного Побережья золотыми искрами.
Шагах в пяти этой парой следовал Деррик, насвистывая нечто легкомысленное и делая вид, что не подслушивает. Впрочем, он мог и не притворяться. Он выполнил порученное ему дело, а дальнейшие события пока не зависели от его усилий. Можно было наслаждаться прекрасным днем, пестротой ярмарки и размышлять о непредсказуемости жизни.
О драконах и прочих невиданных существах не прозвучало ни слова. Разговор племянницы градоправителя и ее спутника в основном касался последних новостей из Кордавы, сплетнях о жизни города, а также выяснению степени достоверности некоторых сведений о жизни самого Конана.
Это была обычная, ни к чему не обязывающая болтовня двух случайных знакомых, и, если бы не утреннее предложение Деррика, киммерийцу и в голову не пришло бы заподозрить прекрасную донну в каких-либо загадочных махинациях. Однако Деррик сказал, что его хозяйка готова заплатить за голову дракона, и Конан не мог найти вразумительного ответа на вопрос: «Зачем ей это понадобилось?»
Но раз понадобилось – должна иметься и причина такого странного желания. Надо лишь как следует подумать и отыскать ее.
К тому времени, когда все речи уже были сказаны, благословения розданы и получены, а клепки вместительных пятидесятиведерных бочек грозили вот-вот вылететь, огромная птица добралась до устья Флеммы. Она предусмотрительно свернула в сторону, оказавшись возле пределов города, и обогнула кварталы Карташены, держась над морем. Наконец, проплывающая внизу морская гладь поменяла свой цвет с голубовато-зеленого на мутно-желтый, и птица вновь направилась к берегу.
Теперь уже можно было разглядеть, что это существо слишком велико даже для самой крупной из местных птиц – белохвостой морской скопы. Да и двигалось оно не как подобает уважающему себя пернатому, то есть плавно взмахивая крыльями или паря в восходящих потоках теплого воздуха. Животное резко дергало парой длинных и узких крыльев, напоминая огромную летучую мышь, и рывком продвигалось вперед и одновременно немного вверх, влево или вправо. В этом способе было свое преимущество – вряд ли кто мог с уверенностью предсказать, где зверь окажется в следующий миг. Однако существо изрядно устало, вымоталось и мечтало только об одном – присесть на твердую и такую надежную землю, и немного передохнуть. Создатель, наверное, решил подшутить, даровав тварям, подобным ему, возможность полета. Никто не спорит, летать чудесно… но так утомительно!
«Если верить людям, я вообще не должен подниматься в воздух, – подумал зверь, в очередной раз поднимая ставшие такими тяжелыми крылья. – Мол, слишком большой. Ну ладно, сейчас вы все убедитесь,
Зазевавшаяся чайка, увидев приближающееся существо, разинула клюв, выронив пойманную рыбу, и провалилась куда-то вниз, даже забыв закричать от испуга. Животное насмешливо хрюкнуло и продолжило путь.
Узкие внимательные глаза, обшаривавшие побережье, вскоре замерли на широкой полосе понижающихся скал. Несомненно, это устье реки. Пестрое, шевелящееся пятно, над которым поднимается облако прозрачно-сероватой пыли, это, конечно, ярмарка. Что ж, раз его забыли позвать, он пригласит себя сам. Осталось немного, а там уж он вознаградит себя за все дни вынужденного сидения в неуютных и холодных пещерах, за весь испытанный голод и холод. Нет, он ни собирается никого убивать, но эту ярмарку горожане запомнят надолго!
Кроме того, животному не давало покоя странное ощущение присутствия в городе чего-то знакомого. Чего-то, необходимого ему и одновременно ненавидимого всей душой. Существо привыкло доверять своим предчувствиям, однако сейчас затруднялось определить, что именно его тревожит. Человек? Вещь? Надвигающаяся опасность? И почему оно уже полгода не может покинуть окрестностей этого ничем не примечательного города, точно что-то удерживает его на привязи?
Ладно, как только он будет на месте, он во всем разберется.
Подбодрив себя такой обнадеживающей мыслью, зверь глубоко вздохнул и попытался ускорить свое
