поместные дворяне нанимали лесничих, следивших за деревьями и животными, мостили дороги, строили охотничьи домики. Не лес, а настоящий парк. По счастью, цивилизация Заката коснулась Пограничного королевства лишь краешком крыла, люди могли начинать охотиться, отойдя на пятьсот шагов от деревенской ограды, лоси частенько забредали даже на улицы столицы Вольфгарда, а зимой случалось, что приходили и голодные медведи. В лесу никто не убирал и не рубил на дрова упавшие или поваленные ураганами деревья, не расчищал от молодой поросли поляны и не выжигал новые поля для посевов. Здесь все оставалось также, как и три, пять или пятнадцать тысяч лет назад, когда о хайборийцах и слыхом не слыхивали, а земли на Полуночи были заселены самыми удивительными народами… Одно слово – глухомань.
Всадники выбрались к распадку, когда солнце отстояло от горизонта на две с половиной ладони. Еще немного – и будет ночь. За оставшееся время необходимо осмотреться, а заодно проверить, нет ли какой опасности. Таинственный зверь может оказаться ночным хищником и охотиться после заката. Значит, лагерь придется обустроить так, чтобы никакая тварь крупнее хорька не могла подойти.
– Кажется, вон там, – Эртель вытянул руку, указывая на полуразрушенный дом углежогов. – Видите, крыша не обвалилась, однако полуночная стена все-таки сломана. Получается рукотворная пещерка, в которой можно укрыться. Кто пойдет смотреть? Всем отправляться никак нельзя. Двое смотрят, трое прикрывают. И еще. Гляньте-ка вниз, на снег.
Конан послушно уставился под ноги лошади. Следы. Много. Не человеческие, не звериные, а демоны, как известно, отпечатков лап не оставляют. Что же это может быть? Справа вроде бы изображение серпа, чуть впереди – круглый, с несколькими короткими пальцами, оттиск, словно у дарфарского олифанта. Левее – следы крупной кошки.
– Я чувствую магию, – подал голос Тотлант. – Только не могу распознать, какую именно.
Волшебник говорил смущенно, будто стеснялся своего неведения.
– Попробуй объяснить, – попросил киммериец.
– А что тут объяснять? – горько, по своему обыкновению, вздохнул стигиец. – Магия – она как вино. Имеет свой цвет, запах, вкус. Любой человек, обучавшийся колдовству, умеет различать эти оттенки. Если магия одного из моих учителей, небезызвестного Тот-Амона, имеет фиолетовый с черными прожилками цвет, а волшебство знакомого мне аквилонского отшельника, почитающего Митру – ярко-алый с золотом, то здесь… Не могу выразить словами. Знаю только, что перед нами не демон, не существо, пришедшее из чужого мира, и не заколдованное животное. Краски переливаются буквально всеми цветами радуги. Чудо какое-то. Невиданное. Ни в одной из магических книг о подобном не сказано. Не спрашивайте больше, не знаю. Даже не могу определить, доброе это волшебство или злое. Оно… Никакое. Представьте себе вино, в котором смешались соки аргосских, пуантенских и зингарских виноградников, а пахнет напиток одновременно как ягодная настойка из Пограничья и фруктовая вытяжка, какую делают в Стигии.
– Лучше умереть, чем такое пить, – согласился Эртель. – Ну, дражайшие охотнички, кто сходит на разведку? – киммериец сразу подался вперед, – Конан, умоляю, не лезь в самое пекло, пока очаг не разогрет! Ты еще успеешь. Понимаешь ли, ты слишком тяжелый, пускай и умеешь ходить тихо. Мне, что ли, отправиться?
– Да ничего подобного! – Веллан спрыгнул с седла и распахнул кожаную, на меху куртку. – Дело – проще не придумаешь! Оборотень я или где?
– Можно мне? – внезапно попросился Ранн и скосил глаза на Конана. – Папа, ты меня всегда учил подбираться к добыче незаметно.
– Когда учил? – не понял Конан, но мигом осекся. – Сиди здесь!
– Малыш совершенно прав, – вмешался Тотлант. – Если Ранн и Веллан прогуляются по долине и заглянут в дом, тварь их наверняка не почувствует. А я прибавлю от себя волшебства – отобью запахи хотя бы. Ранн пролезет в такую щелку, в которую не пройдет даже твой кулак, Конан.
Киммериец пожевал губами и взъерошил пятерней волосы. Глянул на Ранна.
– Справишься? – чуть недоверчиво спросил варвар. – Ну, если так, иди. Будешь под защитой Веллана. Если что – бегите со всех ног. Бегство далеко не всегда позорно.
…Весьма странный всадник начал спускаться с холма в распадок. На крупном серебристом волке, вцепившись пальцами в шкуру на загривке, восседал мальчишка лет десяти-двенадцати. Волк двигался осторожно, пытаясь не хрустнуть настом и получалось у него это весьма неплохо. Веллан всегда утверждал, что ходить на четырех лапах куда удобнее, нежели на двух ногах. Однако оборотень в зверином обличье лишен весьма многих достоинств человека – речи, умелых пальцев и возможности действовать руками.
Вот и дом. Волк остановился, приподняв переднюю лапу, обнюхал воздух и едва слышным рыком дал понять Ранну, что нужно слезать. Веллан чувствовал – неизвестное животное в доме, скорее всего, забралось в подвал.
– Давай мы пойдем не через пролом в стене, а как нормальные люди – через дверь, – прошептал Ранн. – Всякий гость для пущего удобства войдет там, где проще, а ведь мы совсем не просты?
Покосившийся дощатый притвор болтался на одной ржавой петле. Если не хочешь, чтобы петля скрипела, дождись, пока ветерок не приоткроет дверь и образуется достаточно широкая щель. Тотчас проскакивай внутрь. Ранн так и сделал. В Брийте Конан купил ему замечательную обувь – сапоги из оленьей шкуры, только мех не внутри, а снаружи. Ступаешь мягко, как кошка. А у Веллана такой дар от природы.
Бывшая горница. Открытый очаг с черными, слежавшимися головешками, осколки глиняной посуды, забытая детьми деревянная куколка. Сразу за горницей – две большие комнаты. В одной провалился пол. Давно провалился, его не сломали. Время подточило дерево и доски рухнули вниз.
Ранн осторожно наклонился над черной ямой. Сзади за плечом дышал Веллан, вывалив из зубастой пасти розовый язык. Глаза оборотня устремились туда же, в полутьму.
Неожиданно Веллан попятился. Оборотни видят в темноте значительно лучше человека. Схватил Ранна зубами за росомашью безрукавку и потянул назад. Приказывает уйти? Что же он там такое увидел?
И тут гнилые доски треснули. Безрукавка осталась в зубах у Веллана – мальчишка просто не успел за нее уцепиться и с изрядным грохотом полетел вниз. Стукнулся, конечно. Промороженная земля изрядно тверда.
Рядом что-то сопело. Громко. Почти также, как Конан, когда спит. Ранн, пытаясь не шевелиться, привыкал к полумраку. Он не запаниковал хотя бы потому, что понял – любой хищник набросился бы на нежданного гостя немедленно, тем более, что гость маленький, а зверюга – громадная. Тварь спала. Спала сладко, с причмокиваниями, всхрапыванием и посвистом. Звуки менялись постоянно.
– Кром великий… – Ранн помнил, что отец в моменты душевного волнения всегда поминал бога своих предков, и решил последовать его примеру. – Что же ты такое?
Чудовище не ответило. Оно отдыхало днем, чтобы ночью снова выйти на охоту.
Веллан заскулил. Тихонечко. Надо же было хоть как-то выразить свое отношение к произошедшему. Если Ранн погибнет, Конан оборотня убьет. Быстро и незамысловато. Любимым движением – меч идет сверху и сбоку, словно молния, и запросто сносит половину черепа. Ну почему проклятый мальчишка не догадался осмотреть подломанные доски и не понял, что сидеть на них опасно?
Правда, еще опаснее оставаться в яме, бывшей некогда обширным погребом под домом.
Ранн наконец понял, что зверюга разлеглась на земле всего в пяти-шести шагах от него. Воздух вокруг словно бы потрескивал, так во время грозы бывает. Дядя Тотлант рассказывал, что таким образом выдает себя магия. Но Ранн в магии ничего не понимал и предпочел довериться своим глазам.
У зверя не было постоянной формы. Даже во сне животное постоянно изменялось. Исчезли кабаньи копыта, заместившись длинными ногами лошади, голова, впрочем, остается свиной, но исчезают клыки, морда вытягивается, превращаясь в лосиную, и почему-то у лося растут витые рога горного козла. Тело внезапно покрывается гладкой черной шерстью, спустя миг вырастает коричневая щетина, вырисовываются полоски, будто у тигра, передние лапы в тот же момент превращаются в крылья, покрытые цветными перьями, а хвост из лошадиного становится коротеньким, рысьим. Удивительное чудо. Можно смотреть бесконечно и интерес не пропадет.
Ранн, видя, что зверь пробуждаться не желает, на цыпочках подошел поближе. Потрогал. Обычное теплое туловище, как у лошади или домашней свиньи. Под пальцами постоянное трепыхание, словно у чуды
