Коули почти проворковала:
— …завтра во время сожжения. Они будут там, все трое. Мой племянник выступит против них, и все племя будет свидетелями. Это все Кол. Кол Мондэрк. Он и его выродок оскорбляли всех нас. Все эти годы! Теперь мы отомстим. Я имею в виду — за этот их ужасный поступок. За яд.
Старейшина забито посмотрел на нее, но пробормотал свое согласие и позволил ей проводить себя к выходу. Он только настоял, чтобы все оставалось в тайне до последнего момента. Как только занавес за ним сомкнулся, Коули захлопала в ладоши и закрутилась в диком танце радости.
Сайла бросилась прочь, но заметила Ликата. Еще секунда, и он увидит ее.
Ловушка захлопнулась.
Глава 19
Сайла метнулась в шатер к Коули, рассчитывая воспользоваться ее замешательством и проскользнуть мимо старухи.
Коули была более чем удивлена — она была просто ошеломлена, но инстинктивно вцепилась в нападавшую. Обе они повалились на пол. Своими короткими руками старуха обхватила Сайлу, держа ее изо всех сил. После секундного замешательства вбежал Ликат. Он появился как раз в тот момент, когда Сайла вырвалась на свободу, дико озираясь в поисках другого выхода. Схватив ее рукой за горло, Ликат сильно сжал его и поднял женщину — кончики ее пальцев едва касались пола.
Кровь стучала у Сайлы в ушах, глаза, казалось, вылезали из орбит. Рука Ликата пережимала ей артерию на шее — сколько раз она мягко массировала ее у пациентов, облегчая их страдания? Сколько раз предупреждала, что нарушать ее работу ни в коем случае нельзя, потому что без непрерывного притока крови к мозгу не может работать тело? Она царапала его руку, стараясь дотянуться до лица, но Ликат только рычал и еще выше поднимал ее в воздух.
Красный туман, застилавший глаза, не давал Сайле разглядеть, как неуклюже пританцовывает от волнения Коули, размахивая руками и что-то булькая влажным ртом.
Туман стал серым, потом черным. Шум в голове прекратился. Следующим ощущением Сайлы было прикосновение чужой руки к ее лицу. Она пробовала вспомнить, где находится, и не смогла. Конечно, это было неприятно, но рука не сделала ей больно, и Сайла была слишком измучена, чтобы сопротивляться. Что-то говорило ей, что нужно соблюдать осторожность — слишком много неприятностей свалилось на ее голову. Она сказала себе, что сейчас откроет глаза — пусть ей только станет чуть получше!
Где-то далеко чей-то голос произнес:
— Она жива, — и другой ответил: — Ненадолго. Она ведь подслушивала?
— Что ты говоришь, Ликат! Мы не можем убивать Жрицу!
Ликат. Коули.
Воспоминания просачивались в ее мозг на волнах боли, позволяя осознать, кто она и что с ней случилось. Сайла собрала все свои силы, слушая и пытаясь понять.
— Она все узнала. — Это был Ликат.
Коули возразила:
— Она слышала только то, что я сказала старейшине Алту. Она не знает…
— Они догадаются. Если она расскажет услышанное Мондэрку и Класу, то они придут за мной. Ты сама это сказала. Пока ты не испортила все дело, у нас был прекрасный повод их обвинить. Теперь нам придется разбираться в первую очередь с ней.
— Не убивай ее, — умоляла Коули. — Церковь проклянет тебя. Твоя душа пропадет.
— Наши души, Коули. У Церкви и до тебя дотянутся руки, так что надо действовать с умом. Несчастный случай, или что-то в этом роде.
После глубокого молчания, безумно встревожившего Сайлу, снова раздался хитрый голос Коули:
— А что, если это было частью их плана?
— Какого? — По тону Ликата чувствовалось — он не уверен, в здравом ли она уме.
— Кто-то был должен подготовить яд. Почему бы не она?
— Только сознается ли она в этом?
Коули закудахтала от волнения.
— Мы всех убедим, что она заболела; около нее никого, кроме нас, не будет. Оставим ее в моем шатре до окончания церемонии сожжения Фалдара завтра утром. А когда возвратимся, избавившись от Мондэрка и Класа, то «найдем» ее с отравленным кинжалом. И Церковь от нее откажется.
Ликат задумчиво протянул:
— Никогда не верил, что она — только миссионер. Думаю, сегодня вечером я ее заставлю ответить на кое-какие вопросы.
— Не надо! Мы договорились. Ты отправляешься со своими друзьями дозорными, на всякий случай, если что-то пойдет не так. Ты же обещал.
— Посмотрим. — Прозвучало это неохотно, и ладони Сайлы внезапно стали влажными. Потом он сказал: — Дай ей что-нибудь, чтобы отключилась. А как там Бей?
— Спит, как младенец. Он неплохо поправляется, но только вот рука… Похоже, она не будет работать.
В ответ Ликат лишь невнятно что-то пробурчал.
Сайла приготовилась к неизбежному. Ее желудок сводило при мысли, что придется проглотить смесь, которую готовила Коули. Она слушала, что делает целительница. Тут Сайла невольно скрипнула зубами при мысли о том, как нелепо так называть старуху. Она узнала музыкальные ноты, как от крошечных звоночков — что-то сыпалось в металлический горшок. Затем звук льющейся воды, а потом долгое растирание и размалывание.
Ликат грубо поднял ее голову, оттянув вниз челюсть. Притворяясь, что находится без сознания, Сайла почувствовала мерзкий вкус смеси. Она не смогла определить ее состав, но подействовало снадобье почти сразу, и она устало повернулась на бок.
— Ягоды остролиста, — раздался голос Коули. — Она и мигнуть не сможет.
— Остролист? Он ядовит?
— Не настолько, чтобы убить ее. Хотя невелика разница, все равно ведь ей умирать, верно? Мы должны спешить. Впрочем, когда люди увидят, как ты ее несешь на руках, то поверят, что она заболела. — От того, как весело Коули обсуждала замысел преступления, Сайлу скрутил очередной приступ тошноты. Как будто наблюдая за одним из своих пациентов, она отметила, что ее пульс зачастил и стал беспорядочным, а кожа липкой. Когда Ликат поднял ее, Сайла снова потеряла сознание.
Сознание вернулось к ней резким толчком, как будто она внезапно попала из теплой комнаты в ледяную воду. От холода ее била дрожь.
Сайла лежала на правом боку со связанными за спиной руками. Шею плотно обвивала веревка, тянувшаяся затем к лодыжкам согнутых ног; когда Сайла попыталась их выпрямить, петля чуть не задушила ее. Чуть снова не потеряв сознание, она поспешно согнула колени.
Во рту ее был кляп. Послушавшись рефлекторно сжавшегося желудка, Сайла не стала размышлять об его вкусе.
Она чуть приоткрыла глаза, подглядывая сквозь ресницы. У противоположной стены сидела Коули, привалившись к груде подушек. При тусклом свете единственной свечи невозможно было разглядеть, спит она или нет, и Сайла наконец решилась открыть глаза. Коули покачнулась, пробормотав что-то про себя, и захрапела. Сайла снова пробовала подвигаться, но петля остановила ее.
И это — все, к чему она пришла?
Беззвучные слезы стекали по грубой ткани кляпа. Ее память блуждала по темным закоулкам прошлого, раскапывая самые гнетущие образы детства. Сайлу невольно охватила дрожь от воспоминания, как ее бросили в корзину с другими детьми. И впившиеся в тело веревки были так же ужасны — она почувствовала их, когда постепенно прошло потрясение от пережитого. Она вспоминала тряску и тесноту, и как она сидела на ком-то в темноте.
