Дональд Маккуин
СТРАННИЦА
Посвящается тем, кто замкнул круг — Бетси, Элисон и Робину, — с любовью и гордостью. Моему другу Бретту Керролу, человеку, владеющему магией науки и знающему толк в обучении.
Пролог
Солнце стояло в зените, и на всем небе, сколько хватало глаз, не было ни облачка. В этой гористой местности его слепящий блеск был подобен каре небесной, безжалостной, как сама правда.
По тропе к вершине горы, тяжело дыша, карабкались трое. Тяжелые черные мантии, полы которых едва не волочились по земле, и надвинутые на лоб капюшоны сильно затрудняли их движения.
Внизу за камнями пряталась от ветра разрозненная группа других облаченных в черное людей. А еще ниже по склону виднелась черно-зеленая стена леса, исполняющего свой вечный танец под упрямую музыку стихии.
Невдалеке от группы ожидавших на земле стояли трое больших занавешенных носилок. Разрисованные яркими красками и украшенные цветами, они резко выделялись на фоне сдержанных тонов горного пейзажа. Временами порывам ветра удавалось оторвать нежные яркие лепестки, и они, кружась в своей полупрозрачной прелести, падали на землю и терялись среди скал.
Наконец первый путник, тяжело вздохнув, взошел на вершину горы — почти плоскую, больше похожую на небольшое плато. Длина этого плато из конца в конец не превышала ста больших шагов, а ширина была вдвое меньше. На южной стороне стоял храм. Размером с хижину, он поражал взор утонченной резьбой по камню и точностью архитектурных пропорций.
Серая железная дверь была наглухо заперта. Ее гладкая металлическая поверхность вызывала невольный вопрос — защищает ли она кого-либо или что-либо? А может, за ней таится опасность?
Или и то, и другое?
Одетые в мантии откинули свои капюшоны и подняли лица к солнцу. Все они оказались женщинами в годах. Та, что шла первой, — почти старуха. Они осенили себя Тройным Знаком — сжав руку в кулак и коснувшись большим пальцем лба, рта, левого, а потом правого глаза. Затем, неловко поправив мантии, подошли ближе друг к другу, опять надели капюшоны и направились к порогу храма. Несмотря на внешнюю стройность процессии, в ней была заметна какая-то дисгармония. У двоих чувствовалось явное нежелание идти, и они все время стремились прикоснуться друг к другу. Третья двигалась решительно и спокойно.
Дойдя до порога, женщины преклонили колени и достали из-под мантий дары. Старшая положила на порог зернышко кукурузы и зернышко пшеницы. Ее товарка насыпала на тарелку соль из кожаного мешочка. Ее вторым подношением был слиток железа размером с палец. И, наконец, третья женщина, достав еще одну глубокую тарелку, наполнила ее водой из фляги. И еще она положила клубок шерсти. У нее одной не дрожали руки.
Дверь распахнулась, и на женщин обрушился грохот огромного невидимого барабана, удары которого они не только услышали, но и почувствовали. Звук усилился, совпадая с ударами сердец, подчиняя себе души женщин. Потом чуть стих, словно отойдя в тень.
Из недр каменных стен донесся сухой, как пепел, голос:
— Единственной ведомо, зачем ты пришла, Сестра-Мать!
Нервная дрожь превратила церемонный поклон старшей из женщин в судорожный кивок. Она попыталась заговорить, но смогла выдавить лишь слабый плачущий звук.
Женщина, принесшая в дар воду, откинула свой капюшон; бледные губы были плотно сжаты, глаза сузились от напряжения. Она произнесла:
— Мы пришли молить тебя о помощи.
Но сухой голос нараспев ответил:
— Жнея, говорить здесь будет Сестра-Мать, а не ты! Единственной ведомы твои мысли, и она молится, чтобы ты нашла дорогу назад.
Жнея подняла голову.
— Душой, сердцем и разумом я предана Церкви!
Опять загрохотал барабан. Сестра-Мать пала ниц на пороге-алтаре. Спутница последовала ее примеру, сжавшись в комочек, подобно плоду во чреве. И только Жнея не сдвинулась с места, с гримасой на лице и закрытыми глазами. Грохот оборвался. А голос продолжил с холодной шелестящей яростью:
— Ты осмелилась лгать Единственной! Но мне ясны твои планы. Сестра-Мать, слушай меня! Тебе требуется стойкость, как никогда ранее. Ты, Сборщица, слушай меня: твои люди — суть глаза и уши Сестры-Матери, они должны знать все! Те, что идут за Церковью, вечно новы и стары. Достаточно малы, чтобы спрятаться в любом месте, достаточно могущественны, чтобы уничтожать гигантов и их рабов. Грядущее принесет зло бедным. Все, что может спасти Церковь, есть редчайшее сокровище. Церковь должна создать его. Имея его, она поведет за собой. А без него умрет. И в любом случае Церковь не сможет остаться прежней.
Все еще не подымая глаз, Сестра-Мать взмолилась:
— Помоги мне! Укажи, что делать, кому довериться?
Из-за дверей проскрежетал смех.
— Церковь будет по-прежнему доверять своим врагам! — А затем голос жестко добавил: — Никто не сделает для Сестры-Матери то, что она сама должна для себя сделать. Единственная может лишь предупреждать. Нарождаются все новые и новые империи; бойся не только их мощи. Страшись растущей власти Сайлы из аббатства Ирисов, которой вы так долго опасались. Сила, способная разрушить Церковь, проявится с первыми признаками следующей весны. У тебя ровно один год, чтобы подготовиться. Цветок воссияет во славе белым и черным, всемогущей магией, создающей красоту и разрушения, войну и мир!
Дверь качнулась, наполовину закрывшись. Теряя самообладание, Сестра-Мать кинулась вперед:
— Скажи, должна ли Церковь поразить Сайлу? Одну из нас? В чем истинная ценность? Скажи мне, что же делать?
Дверь дюйм за дюймом продолжала закрываться:
— Единственная никогда не видит всего… Она не может до конца понять то, что видит… Однако мне есть еще что сказать тебе, Жнея: во многих перерождениях и трансах я пыталась разгадать эту тайну. И всегда в моих видениях была ты, и ты чего-то ждала… У самой грани, понимаешь? Без четких очертаний, а всего лишь твой дух. И мне открылась смерть. Знаешь, о чем это говорит, сестра?
Длинную паузу, в течение которой Жнея обдумывала свой ответ, заполнили рыдания Сестры- Матери.
— Вероятно, то, что мне нужно будет сражаться за Церковь. Она должна выжить. Насилие будет, как и было всегда. А что касается меня, то я не боюсь смерти во имя Церкви!
— Хорошо сказано. Может, тогда Церковь по крайней мере изменится? — голос был терпелив.
— Церковь вечна и неизменна!
— Ты наводишь тоску. — Дверь захлопнулась, но голос через нее прозвучал удивительно отчетливо: — Опасайся, Сестра-Мать, лжецов и неверующих. Но больше всего бойся вернейших из верных. Они лгут изощреннее.
Женщины покидали плато, а за ними с другого края из своего укрытия пристально следил небольшого роста человек, завернувшийся в плащ цвета окружающих скал. Спускаясь, Жнея повернулась и сняла свой капюшон, а потом снова надела его и исчезла из вида, последовав за спутницами.
Человек поспешил к маленькому храму. Перешагнув через дары, он вытащил короткий меч с широким лезвием и нерешительно постучал в дверь торцом рукояти.
Ответа не последовало.
