и спокойнее. Нагнувшись поближе, Ланта принюхалась к их дыханию и к запаху кожи. Кожа была свежей, а выдыхаемый воздух наконец очистился от странной мокроты. Ланта задумалась. Запах напоминал ей что-то липкое, вязкое. Легчайшая улыбка скользнула по губам — обоим не помешало бы почистить зубы. Впрочем, они уже пахли по-человечески.
Немного спустя Конвей пошевелился, когда она пыталась влить ему в рот ложку супа. Ланта стала вытирать ему подбородок, и он открыл глаза. Чистые, ясные глаза. Вздрогнув, она отпрянула с криком, чуть не пролив драгоценный суп. Он смотрел прямо на нее. Первые слова дались с трудом.
— Ты в порядке? Не больна, как мы? Что с Тейт? Она в порядке? Ее руки. — Он попытался жестикулировать. После трех дней неподвижности мышцы ослабели, координация нарушилась.
Ланта погладила его по щеке, откинула со лба волосы. Конвей спокойно лежал, и она знала — его наполняет чувство к ней. Закрыв глаза, он удовлетворенно вздохнул. Ланта чувствовала его счастье. Ее поцелуй в лоб был легким, как дыхание. Ей хотелось показать, как она рада его выздоровлению, тому, что он с ней. Нежность была обещанием, и в ее сердце она отозвалась долгожданной и радостной капитуляцией.
Безжалостная память напомнила Ланте, что Видение предупреждало ее о непонятной угрозе, о каких-то переменах. Закрыв глаза, она тихо запела. Успокоение пришло быстро. Глубокая концентрация помогала ей успокаивать голод, побеждать усталость. Но на этот раз поцелуй все время вклинивался в привычную цепочку мыслей. Вместо обычного ощущения уюта и безопасности ее охватывала безумная смесь жара и холода. Жара при мыслях о Конвее. Холода, когда она вспоминала угрозы Видения. В памяти всплыли слова.
Завет Апокалипсиса гласит:
Завет Апокалипсиса гласит:
Ланта неохотно вернулась к действительности, голова превратилась в клубок вопросов, оставшихся без ответа. Когда она наконец вышла из транса, веки Конвея подергивались. Он застонал.
Она тревожно нащупала его пульс. Успокоившись, Ланта улыбнулась Мэтту, потом повернулась к Тейт. Женщина не приходила в сознание. Конвей снова заговорил, на этот раз более уверенно:
— Ее руки. Сильно они ранены? Я не помню, как сюда попал. Я ведь не уронил ее, правда?
Переполненная гордостью, Ланта рассказала Мэтту, как он шел к их убежищу с Тейт на руках. Она и не пыталась ее скрыть. По правде говоря, она умолчала о том, что он упал, увидев, как она спешит на помощь. Не рассказала, что ей потребовалась вся воля, чтобы покинуть его и отнести сначала Тейт, каких- то двадцать шагов до убежища, что ей пришлось тащить и Мэтта. Она ответила, что они пробыли без сознания два дня, добавив:
— Доннаси очень изранена. Кости целы, но какое-то время от нее будет совсем мало проку.
Ланта приподняла ее забинтованную руку. Рука страшно вздулась под бинтами. Опухоль превратила кожу в отвратительное зрелище. Ногтей не было. Раны зияли красными полосками растянутого мяса.
Конвей взглянул на дверь, затем на Ланту.
— Как собаки? А лошади? Когда Тейт сможет передвигаться?
— Поправляйся. А потом мы обо всем поговорим. — Прервав поток его вопросов ложкой супа, Ланта получила секундную передышку.
Проглотив суп, Конвей сказал:
— Завтра я примусь за работу. Будешь мне помогать. Мы должны выбраться отсюда.
— Посмотрим. — Раздосадованной, но страшно довольной столь быстрым выздоровлением Ланте нужно было его отвлечь. Ее выручили собаки. Звук голоса хозяина привел их в восторг, и они громко залаяли, привлекая внимание. Чувствуя легкий стыд от того, что забыла про верных животных, она открыла дверь и жестом позволила им войти. Они чуть не задавили Конвея, тыкаясь мордами в его лицо, языки были похожи на влажные розовые полотенца. Пока еще слишком слабый, чтобы отогнать их, и в то же время обрадованный, Конвей отбивался как мог. Ланта попыталась их оттащить. И если в обычной ситуации она заслужила бы грозное рычание и близость смертельно опасных зубов, то сейчас они просто не обратили на нее внимания — казалось, собаки все понимали.
Успокоившись, они в конце концов подчинились команде Конвея и вышли. Ланта улыбнулась, глядя на их довольный вид. Повернувшись спиной к ветру, они посмотрели на нее, вильнули разок хвостами и уселись ждать. Ланта потрепала их по шерсти, шепча:
— Он стоит этого, правда? Вы же понимаете.
На следующее утро Конвей уже сидел, ожидая, когда Ланта вернется в укрытие после утренней молитвы. Взглянув на него, она нахмурилась.
— Что все это значит?
— Я же тебе говорил. Нам нужно уходить.
— Это невозможно. Ты еще очень слаб.
— Может, и так. Но все равно нам придется это сделать.
— Сделать что? Я не хочу участвовать в твоих религиозных обрядах. Если Тейт…
— Никаких обрядов. Никакой религии. Мы просто поможем Церкви.
— Мы не можем оставить Тейт одну. Здесь опасно, кругом звери.
— Если на наши поиски отправится патруль Летучей Орды, то звери не в счет.
— Это опасно. Мы должны подождать, пока ей не станет лучше.
— Мы не можем. — Пытаясь встать, он отмахнулся от предложенной руки. Став на ноги, он чудом не упал. И когда они спускались по склону горы, Конвей шел уже довольно уверенно, если не сказать грациозно.
Ящики с оружием и взрывчаткой были сложены на безопасном удалении от входа в пещеру. Покрытые снежным одеялом, они почти сливались с местностью. Конвей ворчал, что приходится столько оставлять. Тем не менее он совершенно обессилел, только отбирая новую порцию. Ланта убедила его, что лошадей можно нагрузить и завтра.
Когда они уходили, Конвей замедлил шаг и оценивающе посмотрел на Ланту. Он подвел ее к огромному дереву, посадил на землю и прислонился к дереву спиной. Протянув ей свой «вайп», Мэтт произнес:
— В ближайшее время один из них будет Тейт ни к чему, так ведь?
Ланта не могла отвести глаз от гладкого, противного предмета, лежащего у нее на коленях. В нем было что-то отталкивающее. Она покачала головой, опасаясь предложения, которое разглядела за его словами.
Он пытался настаивать:
— Тебе нужно знать, как им пользоваться.
Она снова замотала головой, резче, не доверяя своему голосу.
— Это может означать жизнь или смерть, Ланта. Больше ничего. Это не колдовство и не привилегия какой-то религии. — Он нагнулся к ней, так близко, что его запах наполнил ее легкие, так близко, что она почувствовала лицом его тепло. Его руки на лоснящемся оружии выглядели гибкими и искусными. Он взял ее руки, провел по гладкой холодной поверхности, показывая движения. Смутно ей слышались слова: курок, предохранитель, переключатель. Словно отблески яркого, сверкающего стекла, они проникали в ее разум и оседали там.
— Не могу. — Она ненавидела себя за свой отказ. — Я — служительница Церкви, Мэтт. Пожалуйста. Я Избранная, спасенная Церковью, чтобы служить Церкви. Целительница. Прорицательница. Я не смогу убить.
Он старался быть ласковым, насколько мог.
