хрюкнул, не в силах уклониться. Раненый проговорил, задыхаясь, слова давались ему с трудом:
— Дотронься до меня еще хоть раз, и я прикончу его на месте. Лис, передай Жрецу Луны, что я заслужил свое место в раю рядом с ним. Скажи ему.
Лис освободил плечи от хватки своих конвоиров.
— Я сделаю это. Мне нужен мой меч. Хороший лук и стрелы. И еда.
Тиниллит дал сигнал, чтобы все принесли. Воины Малых положили вещи между Лисом и лошадьми. Тиниллит предложил ему самому выбрать коня.
Лис сгреб поклажу здоровой рукой. Обращаясь к Тиниллиту, он процедил:
— Я припомню, как вы отказывались притрагиваться ко мне. Заставили меня самого перевязывать раны. В следующий раз мы посмотрим, кто к кому притронется. — Несмотря на раны, Лис быстро скрылся из виду. Стук копыт заглох.
После того как растворился последний звук, Тиниллит еще какое-то время прислушивался. Очень осторожно, Малый обратился к лежащему:
— Отдай мне меч. Тебе ничего не будет.
— Что может быть хуже того, что со мной уже случилось? После того как он украл мою гордость?
Конвей вмешался в разговор:
— Не будь дураком. Нет ничего позорного в поражении.
Глаза лежащего широко раскрылись. На губах появилась слюна.
— Да что ты знаешь о позоре? Слабак. Боишься убить. Ты не знаешь, что такое смелость. Тебе не интересно, почему я не попытался улизнуть вместе с Лисом?
— Меня больше интересует, почему он не взял тебя с собой. И даже не поблагодарил.
Раненый прорычал:
— Он слишком умен, чтобы себя обременять. — Прервавшись, он хитро добавил: — Моя тайна. Вы не знаете. Никто из вас.
— Ты не можешь пошевелить ногами, — предположил Тиниллит.
— Нет. — Это был разочарованный стон. Маска, еще недавно полная коварства и решимости, осыпалась. — Это ничего не изменит. Это ваша вина. Такая ерунда. Даже не стрела. Палка. Без звука. — Он оглядел все вокруг, подтягивая Конвея поближе и снова вонзая в него ма. Ощущение было не из приятных. Конвей кашлянул.
Где-то у него за спиной Ланта умоляла:
— Пожалуйста. Ты же делаешь ему больно. Пожалуйста. Не надо.
Конвей попытался повернуться, чтобы взглянуть на нее. Лежащий прорычал:
— Не отворачивайся. Я хочу, чтобы ты видел, как я над тобой смеюсь, как я купаюсь в твоей крови. Я хочу видеть твое лицо, когда я…
Конвей, оглушенный ревом в ушах, пропустил его последние слова. Все казалось увеличенным и невероятно замедленным. Уголки глаз кочевника напряглись. Пульс на запястье руки, держащей ма, бился, как извивающаяся змея. Мышцы предплечья набухли. Капля слюны медленно стекала с бледных губ, растянутых в злобном оскале.
Двигаясь вверх, ледяной метал клинка прокладывал себе дорогу в горле Конвея. Боль казалась гигантскими клыками, раздирающими и рвущими плоть.
Вместо того чтобы проникнуть внутрь, ма двигался из стороны в сторону.
Рана уже не просто болела. Она грохотала. Это был гром, пульсирующий и раскатистый.
Вдруг воин с воплем отлетел назад. Упав на спину, Конвей вцепился руками в горло. Кувыркаясь и издавая странные звуки, он пытался встать на ноги.
Покачивая «вайпом», Ланта смотрела на мертвого кочевника сквозь струйку дыма, выходящую из дула. Окаменев, она уставилась на аккуратное незаметное отверстие в его груди. На мертвенном бледно- голубом фоне оно казалось крохотным кроваво-красным рубином. Придвинувшись поближе, Конвей выдохнул немую благодарность небесам, что Ланта не видит выходное отверстие. Она не знала, что маленький патрон, все еще покрытый своей оправой, проник в грудную клетку, продолжая кувыркаться и сметая на пути каждый кусочек кости или плоти до тех пор, пока не вышел наружу из спины.
Посмотрев Ланте в глаза, Конвей подумал, сможет ли она когда-нибудь повторить это еще раз. Он осторожно снял ее палец со спускового крючка. Положив «вайп» на землю, он обнял ее. Он говорил, утешая и успокаивая. Ее глаза были безжизненными, как полированный камень.
К ним присоединилась Тейт, погладила Ланту по лицу, стараясь стереть хотя бы часть оцепенения. Из этого, однако, ничего не вышло, и, обессилев, Тейт убрала руку. Собаки уселись рядом с Конвеем.
На ночном небе вершили свой путь созвездия, а он все сидел и обнимал ее. Огонь понемногу угасал, порою взрываясь облаком искр, когда ночные стражи Малых подбрасывали ветки.
Говоря сквозь невидящие глаза и застывшее лицо Ланты, Конвей посылал свою душу к ее душе, пытаясь пробиться через этот окаменелый взгляд. Ее жизнь словно закончилась в тот момент, когда она спасла любимого человека. Конвей не мог с этим смириться.
Мэтт говорил Ланте о заботе, о желании, о том, как она нужна ему. Говорил о объединяющей теплоте, о силе, которой обладают двое, ставшие одним целым. Он обещал ей, что время бед и неприятностей для них прошло.
— У нас теперь новая жизнь, она нас ждет. Ты должна выкарабкаться, должна. Я не могу быть — и не хочу быть — ничем, если тебя нет рядом. Я люблю тебя.
Ланта не шелохнулась, только прикрыла глаза. Вскоре Конвей последовал ее примеру, и они оба заснули.
Глава 58
Конвея разбудило прикосновение чьих-то пальцев к виску. Образы прошлого, которые он мог только воскрешать, причудливо накладывались на события минувшей ночи. Он не мог понять, грезит он или вспоминает.
Его шея болела. Горела. Мэтту виделись огни, целые города, охваченные пламенем. Меч, разыскивающий его сонную артерию. А может, это была реальность? Он нащупал на горле повязку. Значит, это было правдой.
В предрассветных сумерках он различил прямо над собой лицо Ланты. Она изумленно рассматривала его, лицо выражало одновременно радость и тревогу. До этого он боялся открыть глаза. Теперь же он боялся разрушить чары.
Ланта провела рукой вниз по его щеке, взяла его подбородок. Ее улыбка была почти незаметной.
— Усы, — произнесла она. — Когда женщина сможет к ним привыкнуть? — Она разговаривала сама с собой, глядя прямо в глаза Конвею и все еще знакомясь с этим удивительным открытием. — Так много нового. Дело, которое надо завершить. Вместе.
Взяв руки Ланты в свои, Конвей поцеловал ее ладошки.
Ее улыбка прояснилась. Но Конвей еще видел за ней боль, порожденную смертью кочевника минувшей ночью. Он мысленно преодолел все препятствия, которые они создали для себя и друг для друга, и поклялся, что это больше не повторится. Он держал счастье в своих руках и не намерен был его упускать.
Прежде чем он смог вымолвить хоть слово, Ланта сказала:
— Я ждала, когда ты проснешься. Я упражнялась произносить эти слова. Теперь я могу. Я люблю тебя, Мэтт Конвей.
— И я люблю тебя. И буду всегда любить.
Ланта вскочила с проворством испуганного животного. Ее действия выглядели довольно странно, и она, похоже, сама была удивлена не меньше Конвея. Ланта наделила его извиняющимся взглядом.
— Я должна позаботиться о Тейт. — Слова получились какими-то неуклюжими. — Я хотела тебе сказать… сказать, что люблю тебя. Теперь я должна вернуться к своим обязанностям. — Она сделала
