Став в том месте, где столы соединялись, настоятельница подняла указующий перст. Даже до того, как она заговорила, ее обнаженная ярость прекратила всякий разговор.
— Мурдат! — Это единственное произнесенное ею слово прозвучало, как ломающаяся кость. Избранные бросились прочь от своей модели моста и окружили троих чужеземок. Картер и Анспач наклонились и обняли их. Бернхард встала между ними и настоятельницей.
Старая женщина снова заговорила:
— Гэн Мондэрк! Слушай слово Церкви и повинуйся!
При этих словах в зал вошел вестник. Сняв плоскую алую шапку, он поклонился, сверкнув плащом того же цвета, что и его шапка. Выпрямившись, он окинул взглядом весь зал и закрыл глаза. Черты лица вестника стали жесткими. Прямо держа спину и отведя назад плечи, он открыл глаза и заговорил:
— Я обращаюсь к Гэну Мондэрку и всем его последователям.
Посланец сделал паузу. Ланта прошептала Сайле на ухо:
— Это Жнея. Как им это удается? Его вид и голос совершенно похожи на нее!
Сайла молча нетерпеливо кивнула. Язык жестов и интонации, схваченные вестником, могли сказать ей почти столько же, как если бы перед ней стоял тот, кого тот имитировал. Вестник продолжал:
— Женщина, которую прежде знали под именем Жрицы Роз Сайлы, была отвержена по ошибке. За это несу ответственность только я одна.
В зале послышался взволнованный шепот. Нила с облегчением радостно заулыбалась. Сайла заметила это краем глаза, но инстинкт подсказывал, что она должна сосредоточиться на своем враге. Искаженное ненавистью лицо настоятельницы Фиалок выражало удовлетворение.
Посланец продолжал:
— Та, которую зовут Сайлой, заставила гору сгореть. Она заставила жену Капитана — правителя Кос — совершить самоубийство. Но перед этим Сайла сговорилась с темными силами, чтобы заставить жену Капитана назвать своего первого младенца Джессаком по имени злого духа. Сайла навлекла мор. Сообщницей Сайлы является мятежная провидица, которая продает свои способности ради выгоды Сайлы и собственной. Сайла наложила на меня, Сестру-Мать, знак.
При этом обвинении присутствовавшие в зале невольно вздохнули. Сайла на миг отвернулась от настоятельницы Фиалок, пытаясь буквально рассмотреть этот печальный вздох.
Снова заговорил вестник:
— Женщинам запрещено налагать знак. Это известно всем, и Сайле в том числе. И все же она это сделала. За все свои прегрешения она была объявлена отверженной. По согласованию с Хранительницами Орденов Церкви решено, что этого наказания недостаточно. Слушайте меня все, кто может быть вылечен или исцелен или благословлен или прощен Церковью! Сайла! Слушай меня, пока ты способна слышать. Все имеющие с тобой дело — прокляты. Все, кто тебе помогает, — отвержены. Церковь тебя будет искать. Церковь тебя уничтожит, как того требует ритуал. Я — Сестра-Мать, я объявляю тебя ведьмой. Ведьмой!
Книга вторая
Яд
Глава 28
Комната была полна людей. Все они смотрели на Сайлу с напряжением гончих, готовых в любой момент сорваться с привязи. Всякий раз, когда их взгляд наталкивался на взгляд Сайлы, напряжение возрастало. Люди недовольно ворчали, задетые ее гордостью, вызовом и неповиновением. Заметив, что Гэн поднялся, она почувствовала облегчение. Мужчины и женщины в безумном трансе жаждали благословения Церкви для расправы над ведьмой. Это было обязательным условием. Но даже больше, чем обвинений в колдовстве, Сайла боялась обвинений в трусости: трус всегда становился изгоем.
Душа Сайлы не принимала церковную догму, требующую для ведьм смерти. Она всегда считала, что к ним следует относиться как к больным, изолируя и позволяя общаться только с целительницами Церкви. Сейчас такая изоляция оказалась бы для нее самой милосердной судьбой. В сознании людей, с жадностью ожидавших начала расправы, жизнь была бы для нее слишком дорогим подарком. В их лицах она видела нечто большее, чем просто религиозную, фанатичную уверенность в своей правоте: страстное вожделение, ожидание безнаказанного убийства. Для казни мог быть избран самый страшный способ. Всегда находились желающие и умеющие продлить агонию ведьмы. Крики проклятия, ужаса и боли уносили имена торжествующих мучителей в преисподнюю. Затем мертвое тело сжигалось до последнего кусочка.
Сайла запоминала эти лица.
Гэн стремительно взлетел на стол, обрушивая на пол блюда, кубки, ножи. Рука его упреждающе легла на рукоять мурдата. Спокойно отдыхавшие под столом Шара и Чо вскочили, приняв оборонительную стойку. Их решительный боевой оскал подчеркивал настроение Гэна. Толпа замерла, и в наступившей тишине прозвучали его слова:
— Жрица Роз Сайла — мой друг. Она отправилась со мной в изгнание, когда народ отверг меня, молилась за меня, когда я был близок к смерти. Вместе с Нилой она разделила плен у Алтанара. Затем совершила опасный поход и с триумфом вернулась в Три Территории, принеся с собой сокровища легендарных Врат. С ней пришел сюда более яркий мир, а взамен она просит только безопасного убежища. Жнея уже пыталась погубить моих друзей. Она предала Сайлу во время похода и добилась абсолютной власти над Церковью. Она называет моего друга и гостью ведьмой. Это гнусная ложь, Сестра-Мать. Я ручаюсь — Сайла чиста. И пусть покажут мне более достойную в Церкви.
Гэн помолчал, окидывая толпу испытующим взглядом тигра, выбирающего из стада жертву. Никто не выдерживал этого взгляда.
— Вдали от своей страны эти три женщины помогали Сайле делать жизнь нашего народа лучше. Они показали, какой должна быть Церковь, были вестниками благих перемен. Я внимаю их желанию. Отныне и навсегда моя страна будет домом для Учителей. Все, направленное на улучшение жизни моего народа, будет находить мою поддержку. Кто-то скажет, что я правлю с Церковью или для Церкви. Ложь! Я правлю один, но помогаю Церкви, пока она помогает мне. Мир изменился, скажите это своим друзьям и семьям. Мы прокладываем новый путь. Нам выпало первыми двигаться по нему. Слабые уйдут — тем лучше. А сейчас подумайте, на чьей вы стороне. Идите!
Последнее слово прогремело, как гром. Обнажив мурдат, Гэн неистовым взмахом рассек перед собой воздух.
Толпа хлынула из комнаты, подобно разноцветной жидкости, выплеснувшейся из кувшина. В зале остались семья Гэна и ближайшие друзья. Ушли все, кроме маленькой стайки стоявших в стороне Избранных и неподвижно застывшей настоятельницы Фиалок.
Не обращая внимания на старуху, Гэн мягко улыбнулся Кейт Бернхард:
— Можешь подойти с детьми. Я не съем их.
Он подождал, пока Кейт подошла к детям, затем, спрыгнув со стола и жестом приказав собакам занять свое место, сделал шаг к Избранным. Они вцепились в Картер и Анспач, все еще не зная, как себя вести с этим страшным воином. Даже когда меч спрятался в ножны, большие, круглые от испуга глаза детей продолжали напряженно изучать Гэна. Никто не моргал. Гэн опустился на колени:
— Извините, что так напугал вас. Разве вы никогда не слышали такого громкого разговора?
Одна из девочек выпалила:
— Такого громкого — нет.
Картер нервно засмеялась. Вслед за Гэном рассмеялись остальные, и в комнате словно взбурлил водоворот фыркающих и булькающих звуков. Когда смех сам собой прекратился, Гэн продолжил:
— Да, та сцена не была примером хороших манер. Поэтому я еще раз приношу свои извинения. Мне
