первую веревку, освобожденное животное слабо дернулось.
Мгновенно повернувшись, Конвей прижался к стволу дерева и закрыл лицо руками. Нельзя допустить, чтобы белое пятно привлекло внимание, если кто-нибудь заметит реакцию лошади. Выждав немного, он продолжил свою работу.
Лошади боялись собак, и потому Конвей решил послать Карду и Микку на запад. Очень важно, чтобы отпущенные кони побежали на восток — в сторону, противоположную той, куда будет убегать он сам. Вряд ли они попытаются прорваться мимо собак.
Конвей быстро перерезал остальные веревки, и тут его псы зарычали, заставив испуганных лошадей отпрянуть. Конвей застыл на месте, вжавшись в землю рядом с Кардой и Миккой.
В лагере кочевников зажегся огонь. Послышались голоса. Кто-то сердито вскрикнул. Другой голос стал сонно извиняться. Пламя разгорелось, задвигалось. Слова стали отчетливей. До Конвея донеслось обвинение:
— Если б ты не спал, то услышал бы.
— Я не спал, дремал, может. Ничего не случилось.
Сердитый человек поднял факел, свет разорвал непроглядную ночную тьму.
— Тебе повезло, если ничего не случилось. Здесь полно медведей и тигров.
Конвей сидел, затаив дыхание, пока невысокий кочевник, явно командир отряда, и беспечный караульный подходили ближе. Четыре лошади еще оставались привязанными. Четыре кочевника в седле быстро найдут потерянных лошадей и отыщут любого, покушавшегося на их лагерь. Правда, пока у них не было причин подозревать в случившемся кого-либо, кроме воинов Людей Собаки. Конвей должен поддерживать это заблуждение и дальше.
Вожак сказал:
— Я уверен, что что-то слышал. Лошади слишком устали, чтобы дергаться без причины.
Именно в этот момент одной из лошадей вздумалось побежать. Факел вздрогнул, когда кочевник оглянулся, пытаясь понять, что происходит. На кустах заплясали отблески огня. Послышался звук вынимаемого из ножен меча.
Конвей рванулся из своего укрытия и оказался на вожаке еще до того, как тот успел обнажить оружие. Смертельный удар не сумел предотвратить предсмертный крик тревоги. В любом случае у второго кочевника было достаточно времени, чтобы закричать до того, как нож Конвея перерезал горло и ему.
Конвей разрезал путы, сдерживавшие четырех лягающихся и взбрыкивающих лошадей. Лай собак погнал их к востоку. Кочевники высыпали из лагеря, как растревоженные пчелы из улья. Конвей вместе с собаками бросился к реке. При виде темной холодной поверхности с призрачно белыми водоворотами он всерьез подумал о том, чтобы спрятаться или затаиться, но здравый смысл победил. Конвей поспешно разделся, свернул одежду и, стиснув зубы, заставил себя аккуратно, без всплесков, войти в ледяную воду.
Зубчатый край леса чернел на фоне ярких, как алмазы, звезд. Как будто насмехаясь, мертвенно- холодная река уносила его вниз по течению.
На этот раз он выбрался на берег еще более неуклюже. Поднявшись на нога, снова упал, пополз, встал шатаясь и наконец заковылял неловкой и нетвердой походкой. Когда Конвей оделся, зрение и разум как будто сговорились сыграть с ним злую шутку: деревья качались, на пути неожиданно появлялись кусты, стремительно убегая, когда он старался увернуться или обойти их. Идя вдоль реки к стреноженному Вихрю, Конвей наслаждался возвращавшимся теплом, несмотря на то что оно приносило мучительную боль в конечностях. Он уже собирался уходить от реки, когда услышал, как на другом берегу реки, прямо напротив него, появились кочевники.
— Чертовы Собаки, съешь их вошь! Ты слышал лай? И лошади побежали на восток. Я же говорил, что они выследят нас, спрячутся, а потом нападут при первой возможности. Говорил ведь!
— Какая разница, что ты говорил? Мы потеряли двух человек и всех лошадей. Я видел, как кто-то бежал к реке, и не уйду отсюда, пока мы ему не отомстим.
— Не раньше утра. Все равно в темноте мы ничего не найдем. — Конвей услышал, как они уходят.
Добравшись до поджидавшего его Вихря, Конвей вскочил в седло. Отчаянно растирая онемевшее от ледяной воды тело, он закутался в одеяло. Мэтт помнил, что высоко в горах он видел поваленную ветром ель. Ему повезло — он выехал прямо к ней. Прижавшись к полукруглой стене, образованной вросшими в землю корнями, Конвей развел огонь. На раскидистых, торчащих в стороны ветвях ему удалось развесить мокрую одежду. Вскоре в маленькой кружке закипела вода для чая. Конвей блаженствовал, завернувшись в одеяло. Обе собаки, прижавшись к нему, лежали рядом. От одежды подымался пар, смешиваясь с клубами дыма. Конвей заварил чай и с наслаждением выпил его одним большим жадным глотком. Откинувшись назад, он поудобнее устроился на торчащих корнях ели.
Проснулся Конвей, почувствовав в своем ухе нос Карды, а между ребрами в правом боку — сверлящую боль от впившегося в тело корня. Отодвинув от себя преданного пса, вовремя его разбудившего, он потер спину и задумался над своим положением.
В предрассветном полумраке от костра оставалась лишь теплая зола. Это было весьма кстати: хотя лагерь кочевников довольно далеко, но запах костра разносился гораздо дальше, чем его блеск. Налатан сказал однажды, что обоняние человека особенно обостряется в предутренние часы, а ему Конвей верил. Сейчас это означало холодный завтрак холодным утром. Хорошо еще, что одежда высохла. При воспоминают о ночном плавании он вздрогнул, как от удара кулаком, а по телу пробежала дрожь.
Конвей быстро проглотил завтрак из высушенных фруктов и ледяной воды. Вихрь довольствовался зерном, насыпанным в висящий у морды мешок. Собаки радостно набросились на сушеное мясо, а затем уставились на Конвея с неизменной надеждой, что сегодня, уж точно, он удвоит их порцию. Он никогда этого не делал, а они никогда не переставали надеяться.
Натирая на ходу жиром сапоги, Конвей доехал до своего наблюдательного пункта над лагерем кочевников еще до того, как они проснулись. Похоже было, что руководство на себя приняли два человека. Пока остальные сонно бродили по лагерю, занимаясь обычными утренними делами, эти двое внимательно разглядывали землю. Конвей заметил, что путаница следов смутила их, и поначалу обрадовался. Однако радость вскоре сменилась разочарованием. Один из них низко наклонился, а затем бурно замахал руками своему товарищу. Минуту спустя они шли к берегу реки, возбужденно жестикулируя. Конвей поймал себя на том, что так наклонился, пытаясь расслышать разговор далеко за пределами слышимости, что подбородком почти коснулся головы Вихря.
Вернувшись в лагерь, эти двое собрали своих товарищей.
Все махали руками и указывали куда-то пальцами. Конвей улыбнулся, когда, садясь есть, они разбились на две группы. Он потрепал Микку по голове:
— Мы кое-что сделали, девочка. Двоих уже нет, нет лошадей, и среди врагов уже нет согласия.
Микка вильнула хвостом. Взгляд ее был прикован к воинам.
Отряд сворачивал лагерь. Все шестеро направились к реке. Однако, дойдя до нее, они снова разделились. Большая часть группы двинулась вниз по течению, отделившись от спорящих самозваных лидеров.
Но вот отряд снова соединился. Три человека разделись и поплыли через реку, держа одежду и луки высоко над головой. Когда они благополучно достигли противоположного берега, остальные трое ушли на юг. Конвей радостно проводил их взглядом, вспоминая боевую подготовку Волков. Будь на их месте Волки, они немедленно бросились бы на поиски, обегав многие мили. Кочевники удалялись вперевалку, с видимой неохотой всадников, когда тем приходится идти пешком.
Трое кочевников на берегу быстро оделись и проверили оружие. С удивлением Конвей обнаружил, что эти трое были настороже, прячась за деревьями и постоянно осматривая окрестности. Каждый проверил тетиву, а затем осмотрел стрелы, убеждаясь, что на оперение не попала губительная влага.
Кочевники нашли его следы, оставшиеся с прошлой ночи. Они не отличались особой организованностью. Дело продвигалось медленно. Один человек делал почти всю работу. Двое других прикрывали его с флангов, осматриваясь и перебегая от укрытия к укрытию.
Конвей поспешил обратно к лагерю, заходя сбоку. Он набросал на угли мелкие сухие ветки и раздул огонь. Снова вскочив в седло, Конвей отвел Вихря на другую сторону небольшого костра и сильно
