прядку волос.
После отъезда посланника Имфри вскочил на двурога и рассудил, что будет лучше, если они поедут дальше очень медленным шагом. Рядом с вершинами гор, где они пересекли границу, вся местность заросла почти непроходимым лесом, так что им приходилось с трудом пробираться сквозь низко свисающие ветви, опутанные толстыми лианами. Наконец, они добрались до моста, который выглядел очень нарядно и был гораздо шире дороги, по которой они ехали, словно когда-то мост считался более оживленным местом, чем сейчас. С противоположной стороны арки из сплетенных лиан и цветов виднелась маленькая одноэтажная башенка, выстроенная в форме треугольника. Создавалось впечатление, что башня и мост – неразлучная пара. Даже два узких оконца башни напоминали треугольники.
– У тебя есть какие-нибудь деньги? – спросила Лудорика полковника. – Я вижу мост обетов.
– Какой он старый… Наверное потому, что обет должен существовать до тех пор, пока он не выполнится полностью.
– Откуда нам знать? Ну как, у тебя есть деньги, чтобы подавать нищим?
Полковник извлек из-под мундира небольшой мешочек и протянул его принцессе.
– Будьте поэкономнее, ваше высочество. У меня не было времени разбогатеть перед тем, как мы уехали.
Она развязала стягивающую верх мешочка тесемку и вытащила из него металлический кругляш.
– Этого будет достаточно. Мы путешествуем с чистыми руками и без злобы в сердце.
Когда они подошли к треугольному сооружению, принцесса наклонилась с седла и бросила монетку в открытое оконце.
– Во имя благоденствия выстроившего этот мост, во имя благоденствия тех, кто по нему проезжает или проходит, во имя удачного путешествия и, конечно, во имя удачного его завершения, – проговорила она монотонно, словно заклинание.
– Его зовут… – ее указательный палец описал в воздухе дугу, затем коснулся шероховатой и потрепанной временем стены, на которой палец принцессы провел несколько замысловатых округлых линий. – Его имя было Никлас, и он был хозяин… Очень трудно прочесть печать на стене. Но это доброе предзнаменование, что мы едем ради блага Никласа!
Впереди дорогу уже не скрывали ветви деревьев, и вскоре по ее краям появилась высокая ограда. Дорога стала еще шире, и в пыли явственно проглядывались следы колес и копыт, словно этот путь, ведущий к верховью реки, весьма активно использовался пешеходами, всадниками и повозками.
Двуроги больше не могли бежать устойчивым галопом. Тогда их седоки замедлили ход, чтобы заставить их передвигаться легкой, неторопливой иноходью. Утро они встретили в узком проходе и теперь передвигались свободно и легко. Несмотря на то, что они делали привал в горах, Роана снова испытывала голод.
С непривычки ездить верхом ей казалось, что напряженное тело пребывало в дороге по меньшей мере половину жизни. Впрочем, и ее спутники тоже нуждались в небольшом отдыхе.
Внезапно Имфри натянул поводья своего двурога и предупредительно вскинул руку. Один из двурогов запыхтел, а потом затих. Теперь где-то довольно далеко от Роаны раздался звук горна, отчетливый, трубный и громкий.
Глава восьмая
Роана стояла у окна, медленно перебирая пальцами плотную занавесь. Ей нравилось это ощущение, как и необычная роскошь залы за ее спиной; ей было приятно после пронизывающего холода оказаться в этом гостеприимном тепле. Только что рассвело, и в такую рань, казалось, в огромном замке не было ни души. Но на улице за высокими воротами внутреннего двора замка кипела жизнь.
Из лавки вышел мальчик и из продырявленной банки, заменяющей ему лейку, начал поливать водою булыжную мостовую перед дверью. Он размахивал жестянкой взад-вперед, делая это небрежно, автоматически, не обращая никакого внимания, что вода попадает на широкие юбки проходящих мимо женщин. Серые юбки с украшающими их алыми цветочками были в тон туго завязанным корсажам платьев. Роана увидела женщину, идущую легкими, размашистыми шагами, одной рукою придерживая корзину, водворенную на голову, а содержимое ее корзины скрывали листья.
Эта женщина была лишь первой из маленькой процессии; а серое и алое, поверх гибкого стройного тела, казалось чуть ли не униформой, как и корзина на голове, подобная которой возвышалась над каждой из женщин. Мальчик, поливающий мостовую, что-то выкрикивал им вслед, и они с улыбками оборачивались. Именно такое Роана видела на трехмерных изображениях в кино.
Роана вспомнила, какое впечатление произвел на нее замок, в который они прибыли ночью. Огромный, трехэтажный, выстроенный весь из камня и с очень узкими окнами на первом этаже. Ни одна травинка не смогла пробиться сквозь грязно-коричневую мостовую внутреннего двора замка. И только на его фасаде виднелось яркое цветное пятно – герб. Роана заметила его из окна краем глаза. Герб смотрел прямо на ворота и выглядел довольно внушительно, словно давая понять всем о мощи королевства Ревеньи.
Она так и не встретилась с послом, о котором ей столько рассказывала Лудорика. В сущности, она даже не виделась и с самой принцессой, с тех пор как они вошли в маленькую боковую дверцу и чуть ли не крадучись двинулись вглубь замка сперва по коридору, а потом через анфиладу залов, ведомые одним- единственным слугою. Впрочем, у Роаны не было повода жаловаться на отведенную ей комнату, равно как и на молоденькую служанку, которую она отпустила ранним утром. Вот только… Роана испытывала некоторую неловкость, оставшись в одиночестве в этом помещении, которое почему-то очаровывало ее своей обстановкой.
Ибо и мебель и стены, увешанные старинными гобеленами, и высоченные потолки – все это казалось Роане фантастическим, сказочным, нереальным. И это даже показалось ей большим кошмаром, нежели громкий заунывный звук горна, прозвучавший тогда в ночи, вынудивший их поспешно скрыться. Роана вспомнила, как они увидели отряд всадников, а когда полковник с принцессой узнали двоих из кавалькады, то очень сильно встревожились. Хотя причину своей тревоги Роане не объяснили. Вместо того чтобы просто пропустить этот отряд и снова отправиться в дорогу, они затаились и дождались глубокой ночи. Затем они долго и быстро скакали через какие-то поля, пока не достигли перекрестка. Там они пересели в карету, с глухо задернутыми шторами на окнах и запряженную четверкой очень крупных отборных двурогов.
Их посланник уселся на козлы за спиной кучера, не забыв перед этим передать принцессе письмо. Когда она читала его, то тень от ее лица падала на строки, и Роане так и не удалось ничего заметить. Потом Лудорика с победоносным видом помахала письмом перед полковником.
– Ну что я говорила?! Лорд Имберт окажет нам прекрасный прием… и, естественно, сделает так, чтобы наша поездка прошла со всеми удобствами. – Она немного помолчала и добавила: – А то я чувствую себя такой же старой, как эти холмы, и каждая косточка моего тела ноет после этой жуткой поездки. Ну, ничего, далее наше путешествие пройдет как по маслу!
Внутри кареты стояла темнота, но никто не поднимал шторки. Роана подумала, что поездку в этой карете едва ли можно назвать удобнее, нежели путешествие верхом, несмотря на все заверения Лудорики. Когда карета подпрыгивала на кочках, то Роане казалось, что ее тело превратилось в сплошной комок боли. К тому же с каждой колдобиной ее начинало подташнивать. Однако ее спутники удобно развалились на подушках, словно считали эту поездку верхом комфорта, а принцесса даже заснула, уронив голову Роане на плечо.
Дважды они останавливались, чтобы дать животным напиться и задать им корма, и во вторую их остановку им передали корзину с холодной, но очень вкусной едой. Для голодной Роаны, которая в других обстоятельствах набросилась бы на еду, как стая диких зверей, оказалось достаточно всего нескольких крошечных кусочков мяса, чтобы вновь прийти в себя.
Они прибыли в Гастонхау в два часа ночи. И Роана с затуманенными мозгами и жутким головокружением буквально рухнула на огромную постель с пологом. Однако, несмотря на страшную усталость, она проснулась очень рано, словно поднятая по тревоги каким-то внутренним чутьем.
