но понятия не имела, что у Андреича есть отдельная библиотека – тем более такая, на которую интересно посмотреть.
По понятиям Лины библиотекой назывался обучающий компьютерный комплекс – нечто вроде домашнего кинотеатра. Поэтому, когда Ладыгин открыл дверь и пригласил ее в зал, уставленный стеллажами, Лина присвистнула от изумления и простодушно сказала:
– Ну ни фига себе!
– Что тебя так удивило? – поинтересовался Николай Андреевич.
– Книжки! Их же здесь несколько тысяч, наверное.
Во всем мире бумажные книги давно считались непозволительной роскошью, уничтожающей леса и не соответствующей политике стабилизированного потребления. Конечно, их еще делали в небольшом количестве – на потребу богатым эстетам, но стоили они очень-очень дорого. Коллекция, которая находилась в библиотеке Ладыгина, стоила, должно быть, миллионы. И в то же время была абсолютно бесполезной – это не картины и скульптуры, которыми можно любоваться. Тысячи фолиантов пылились на полках в запертом от остального мира зале. Для того, чтобы прочесть их, не хватило бы и жизни.
– Три с лишним тысячи томов, – уточнил Николай Андреевич.
– Это ж сколько денег надо, чтоб такое купить… Можно, я посмотрю?
– Конечно. Смотри.
Лина подошла к шкафу с надписью «Начало XXI в.», открыла стеклянную дверцу, взяла в руки увесистый том – темно-зеленый переплет из натуральной кожи, надпись, тисненая золотом: «Иржи Грошек. Реставрация обеда». Открыла – благородные, слегка пожелтевшие страницы, цветные иллюстрации, выглядящие так, словно рисовали их кисточкой, вручную. Лина прочла:
«Театральный фашист
Лина засмеялась.
– Кто это такой, Иржи Грошек? – спросила она. – Никогда не слышала о нем.
– Был такой, – сказал Андреич. – Выдавал себя за чешского писателя, хотя на самом деле был австро- венгром польского происхождения. Активно не любил блондинок… писал, впрочем, дьявольски хорошо. Классика. Теперь уже никто не помнит классиков тех времен – если кого и упомянут, то разве Пелевина или Мидянина.
– Эта книжка отлично сохранилась, – заметила Лина, вертя том в руках и оглядывая его со всех сторон. – И вообще они все у вас тут как новенькие.
– Они и есть новенькие, – не без гордости сообщил Николай Андреевич. – Я напечатал их сам.
– Напечатали? – недоуменно переспросила Лина.
– Именно так. Подлинное издание этой книги Иржи Грошека имело весьма скромное оформление, не было там ни переплета из кожи, ни акварельных иллюстраций. Тем не менее стоит такая книжица – подлинная – не меньше ста восьмидесяти тысяч рублей, потому что в мире осталось всего шесть экземпляров. Сама понимаешь – хоть я и не беден, но такое мне не по карману.
– То есть все это, – Лина обвела зал рукой, – сделано вашими руками?
– Именно так, – Николай Андреевич кивнул.
– Вот это да… – Лина пришла в искреннее недоумение. – Здорово, конечно, но непонятно зачем. Ведь это такая работа…. А любую из этих книг можно скачать из сети и вывести на экран. И по качеству изображения будет лучше, чем бумага. Какая разница?
– Есть разница, есть. Ты можешь списать из сети трехмерную голограмму статуи Родена и поставить ее в своей комнате, и любоваться ей, пока не надоест. А потом стереть ее и поставить новую. Но это не статуя – всего лишь обманка, и ты всегда будешь знать это, и если ты истинная ценительница скульптуры, тебя будет уязвлять это. Можно купить настоящую статую – увы, это обойдется в полмиллиарда рублей, и не каждый на такое способен. Но есть еще и третий путь – ты можешь сделать копию статуи своими руками. Конечно, это будет всего лишь репродукция, но уверяю, время, потраченное на работу, себя окупит. Оно подарит тебе радость, сопричастность к великому. С книгами еще лучше, чем со статуями. Изготавливать их не так долго, зато возможности для фантазии больше. Конечно, ты не будешь изменять текст, он для тебя – святое. Но иллюстрации, оформление, обложка – то, что привносишь ты, и здесь все зависит только от твоего вкуса. И, само собой, от твоего умения делать эту работу, от твоего терпения, от любви, которую ты вкладываешь в свое изделие. И, конечно, самое великолепное – когда книга готова, когда она в твоих руках и ты можешь отдохнуть от трудов в вечерней тишине. Ты сидишь в кресле при мягком свете лампы, перелистываешь страницы и читаешь. Бунин, Набоков, Пруст, Фаулз, Маркес, Аксенов, Кундера, Крусанов… Читала ли ты когда-нибудь их?
– Нет, – простодушно призналась Лина. – Даже не слышала о таких.
– Ты вообще часто читаешь?
– Редко. Все как-то некогда.
– Ты обкрадываешь себя всю свою жизнь. Огромный мир ждет, пока ты прикоснешься к нему, а ты даже не подозреваешь о его существовании. Мир мыслей и чувств, радости и скорби. Можно сколько угодно доказывать, что компьютер успешно заменяет книгу, но результат налицо – когда перестали печатать на бумаге, число читателей стало ужасающе малым. Я бы хотел, Лина, чтобы ты читала. Ты собираешься войти в нашу семью, в славный клан Ладыгиных, а у нас все от мала до велика – любители чтения.
– Ну ладно, я попробую, – промямлила Лина. – Правда, я слышала, что этого портится зрение…
– Портится? – Николай Андреевич покачал головой. – Это гораздо полезнее, чем таращиться в экран, каким бы совершенным он ни был. Я вижу, тебе не по душе многие простые естественные вещи. Почему, Лина?
– Это я вас хочу спросить – почему? Вы здесь стремитесь к нарочитой, чрезмерной примитивности, вот
