– Подожди немного, сейчас заговорит. Притуши свет. Оставь только ту лампу.
– Готово.
– Послушайте, Лина, – второй голос раздался совсем рядом, обдал ухо горячим шепотом. – Сейчас я сниму с вас гогглы. Закройте глаза, чтоб не повредить сетчатку. Вы две недели божьего света не видели.
– Don’t even hope, [12] – заявила Лина.
Вот так. Фиг им, мучителям. Она будет делать все по-своему.
– Напрасно, Лина. На вашем месте я бы слушался умных советов…
Чернота поползла вверх и сменилась мучительно ярким светом. Лина невольно зажмурилась. Досчитала до десяти и медленно, насколько это было возможно, размежила веки. Повернуть голову не получилось – мышцы не слушались ее. Опустила глаза вниз и посмотрела на собственные ноги – голые, бледные, облепленные присосками датчиков.
Она все-таки не плавала, всего лишь сидела в кресле. Но чувствительности телу эта информация не прибавила.
– Добрый день, Лина, – сказал обладатель второго голоса. – Мы рады вас видеть. Искренне рады. Приносим извинения за временные неудобства.
Перед Линой стоял мужчина лет пятидесяти – крепкий, пожалуй, даже слегка грузный, одетый в голубой хлопчатобумажный комбинезон. На шее его висел докторский фонендоскоп. Мужик был лысым, в очках. Был… э… как это сказать… не обритым наголо, по-настоящему лысым. В настоящих очках от близорукости.
В очках. Как папа.
В Штатах считалось старомодным носить стекла на носу, но Джозеф Горны делал именно это – неизменно, неуклонно, подчеркивая свою отличность от большинства. Таким вот он был, папа.
– Where is Smart Guy? – повторила Лина.
– Смарт Гай? – переспросил лысый. – Кого вы имеете в виду?
– Ум-мник! – досадуя на спазм гортани, просипела Лина. – Где Умник? Как он? Жив?
Она без малейшего труда заговорила на новом для себя языке. На том самом, на котором говорили эти двое.
– О, глядите, Мефодьсвятополкыч, пробило-таки затыку, – к креслу подошел парень лет двадцати пяти – русый, вихрастый, веснушчатый, тощий и носатый, одетый в такой же голубой костюмчик, что и лысый. – Привет, Лина. Я Петя, будем знакомы – наскоро, безо всяких предварительных церемоний. Кстати, кто это – Умник?
– Он привез меня сюда.
– А, Юрка. Точно, я вспомнил, у него в Америке такая кличка была – Смарт Гай.
– Гай? – переспросил лысый.
– Ну да, Гай. Не гей же, в конце концов. Кто у нас здесь инглиш знает, Мефодьсвятополкыч, вы или я?
– Где Умник? – перебила их Лина. – Умник. Где?
– Его здесь нет, – сказал Петя.
– Почему? Где он?
– Да ты не волнуйся, он недалеко отсюда, – сказал Петя. – В соседнем крыле. Три дня в реанимации пролежал. Быстро очухался, крепкий мужик. Потом черепушку ему размонтировали, на это еще один день ушел. Уже неделю в реабилитационном парится, воет от тоски и бездействия, в бой рвется, хотя рано ему пока. Тебе, кстати, привет передавал. Приветы и всякие поцелуйчики.
– П-почему я ничего не чувствую?
– Релаксант, – объяснил лысый. – У вас патологические мышечные реакции, Лина. Они проявляются постоянно, в том числе и в бессознательном состоянии. Пришлось ввести расслабляющее средство. Вы ведь не хотите проснуться и обнаружить, что пара костей сломана?
– У меня и так все сломано.
– Уже нет.
– А ребра?
– Вы как новенькая. Все срослось – даже без костных мозолей. Через шесть часов действие релаксанта закончится и вы сможете двигаться как захотите.
– Понятно… Так все-таки где я нахожусь? В какой стране?
– Вы все знаете.
– Вы закачали мне в мозг программу? Установили ваш язык? Это нарушение прав… Мне нужен адвокат. Вы там, наверное, что-нибудь повредили.
– Где – там?
– В голове.
– Успокойтесь, Лина. У вас хорошая голова, нарушений в интеллектуальной сфере нет, место еще для двух десятков таких же программ осталось. И продукт, который мы установили, самого лучшего качества, адаптированный индивидуально для вас. Чего бы вы хотели? Учить наш язык по учебнику? Русский язык
