не говорили.
– У вас о многом не говорят.
Лина хотела было по привычке возразить, но промолчала. В конце концов, она не нанималась противостоять русской пропаганде в одиночку. Нужно разобраться самой, посмотреть на все собственными глазами. Понятно, что Америка не может быть совершенной, но не до такой же степени. Похоже, что русские знают о США так же мало, как американцы о России.
– А Умник – чех? – спросила она.
– Нет, он русский. Почему вы все время спрашиваете о Чехии, Лина?
– Сон мне приснился… Вначале хороший, а потом страшный, дурацкий. Умник там был чехом, и звали его Иржи.
– Забавно, – Иконников улыбнулся. – Нет, он не чех, точно. Зовут его Юрий Николаевич Ладыгин, родом он, если не ошибаюсь, из Брянска – есть в России такой город. Очень хороший человек… ну и специалист, конечно, высшего класса.
– По чему специалист?
– По всему, – туманно сказал Иконников. – По всему, чему угодно.
– А сколько ему лет?
– Тридцать пять.
– Тридцать пять? Всего? А я думала – за сорок, – призналась Лина. – Вы, русские, очень старо выглядите, прямо как марджи. Вам что, трудно подтяжку сделать?
– Эту тему мы уже обсуждали, – уклонился Иконников.
– Ладно, ладно… Извините, доктор. Что вы дальше будете со мной делать? Снова обвешаете датчиками и будете изучать как лабораторную крысу? Возьмете у меня всю кровь, чтобы разобраться с моими переделанными генами?
– Зачем же всю? – Иконников развел руками. – Сколько нужно, мы уже взяли. И исследовали вас достаточно углубленно.
– И все это время держали меня под наркозом? Почти две недели?
– Именно так.
– Ну не свинство ли с вашей стороны?
– Не свинство. Всего лишь гуманный акт. Не думаю, что вам очень понравились бы те процедуры, которые мы выполняли. Но не выполнить их мы не могли. Извините.
– Ага-ага. Понятно. Значит, теперь я – ваша собственность?
– Почему вы так решили?
– Один тип из СГБ сказал, что я – их собственность. Потому что присадка, которую мне вкатили, украдена у них. Вы украли меня саму. Значит, теперь я принадлежу вам, со всеми потрохами. Так, да?
– Совсем не так. Вы принадлежите себе. Только себе, Лина. Мы не СГБ, и не BSOM, у нас все по- другому.
– Значит, вы не СГБ? А кто же? Всемирный антигенетический чешский комитет имени Яна Жижки?
Доктор засмеялся. Хохотал минуты три, вытирал слезы рукавом и никак не мог остановиться.
– Уф-ф, – наконец сказал он. – Ну вы даете, Лина… Всемирный чешский… как вы там сказали?
– Комитет. Антигенетический.
– Ага, антигенетический. Смешно, правда. Нет, у нас несколько другая структура.
– И как же она называется?
– Российский Комитет биологического контроля. Сокращенно – КБК.
– Вот видите, почти угадала. Тоже комитет. Спецслужба.
– КБК – большое государственное учреждение, – заявил Иконников. – Большое, разветвленное и совершенно легальное. Но и элементы спецслужбы у нас есть, для особых случаев. Глупо было бы отрицать.
– Антиамериканская спецслужба, – уточнила Лина.
– Мы не враги Америке, – уверенно сказал Иконников. – Более того, мы в какой-то мере мы ее союзники. Я говорю, конечно, о людях, живущих в Америке, а не об уродливой опухоли под названием BSOM. Россия пытается удержать мир от катастрофы. Сперва мы были одиноки в своем стремлении, потом к нам присоединились Китай и Азиатская Уния. С Европой было много сложнее. Но, как видите, и там возобладал голос разума.
– И весь сыр-бор – из-за генетических присадок?
– Не только. Здесь много всего намешано. Ущемление прав и свобод человека на североамериканском континенте, и нелегальные полеты на Станс, и разработка генного оружия, и военные операции, не санкционированные ООН. Много чего.
– Военные операции? – Лина не поверила своим ушам. – Да быть такого не может! На земле уже тридцать лет не воюют!
– Воюют, Лина, – заявил Иконников. – Воюют. Вы, насколько я знаю, уже осведомлены о форсфайтерах. Как вы думаете, для чего их создают? Для того, чтобы помогать селянам с удвоенной скоростью убирать урожай?
