Кит Ломер
Космический шулер
Первая
На Артезии стоял теплый осенний поддень. Лафайет O'Лири, бывший гражданин США, а нынче сэр Лафайет O'Лири, посвященный в рыцари принцессой Адоранной, развалясь, сидел в золоченом кресле в просторной библиотеке у завешенного пышными шторами высокого окна, выходившего в дворцовый сад. На нем были пурпурные бриджи, белая шелковая рубашка и туфли из телячьей кожи с золотыми пряжками. На одном пальце сверкало кольцо с огромным изумрудом, на другом красовалась серебряная печатка с изображением топора и дракона. У его локтя стоял хрустальный бокал с прохладительным. Из динамиков, расположенных на обитых гобеленами стенах, доносилась музыка Дебюсси.
O'Лири похлопал себя ладонью по губам, не пытаясь сдержать зевок, и лениво отложил в сторону толстый том в кожаном переплете под названием «Искусство Волхвования», в котором было очень много мелкого шрифта, но, увы, никакой полезной информации. В течение трех лет (с тех самых пор, как Централь обнаружила вмешательство в Континуум и пресекла всякие попытки изменения вероятностей) Лафайет безуспешно пытался вернуть себе недолговечную способность фокусировать психические силы, как было описано в обширном труде «Практик» Месмеризма» профессора Ханса Йозефа Шиммеркомпфа. «Да, — с сожалением подумал Лафайет. — Это была настоящая книга, а не чушь собачья». Жаль, он успел прочитать лишь часть первой главы и в последний момент не смог захватить книгу с собой на Артезию. С другой стороны, когда тебе предлагают срочно выбрать между миссис Макглинт, сдающей комнаты внаем, и Дафной в дворцовых покоях, лучше не мешкать. Эх, веселые были денечки! Все эти годы, живя в Колби Корнерз, он подозревал, что жизнь уготовила для него нечто большее, чем карьеру мелкого торговца без гроша за душой, довольствующегося тухлыми сардинами и несбыточными мечтами. Вот тогда ему и попался на глаза толстый том профессора Шиммеркомпфа. Слог был тяжеловат и несколько старомоден, зато смысл предельно ясен: сконцентрируйся — и мечты твои» сбудутся, или, по крайней мере, покажутся сбывшимися. А разве можно удержаться от соблазна превратить (с помощью самовнушения) жалкую комнатенку в роскошную спальную, где так легко дышится свежим ночным воздухом и играет нежная музыка? Нет, нельзя.
Результат превзошел все ожидания. Полный успех. Он представил себе причудливую старинную улицу в причудливом старинном городе — и на тебе! Очутился, где хотел, а самые разнообразные звуки и запахи делали иллюзию полной. Сознание того, что на самом деле он спит, ничуть не уменьшало прелести происходящего. А когда события приняли угрожающий характер,
O'Лири сделал второе удивительное открытие: если это и был сон, проснуться он уже не мог. Честно говоря, оставалось только предположить, что кошмарным сном оказался Колби Корнерз, а проснулся Лафайет где положено: на прекрасной Артезии.
Он, конечно, не сразу понял, что наконец-то попал к себе домой и душой и телом. Некоторое время Он считал, что нашел ответ на извечный вопрос: проснется ли человек, который во сне упал со скалы? Сам Лафайет, по счастью, ни с каких высот не падал, но, пожалуй, это была единственная опасность, которой он не избежал. Сначала его вызвал на дуэль граф Аллан, и от непредсказуемых последствий спасла его Дафна, сбросившая в очень важный психологический момент с верхнего этажа дворца свой ночной горшок прямо графу на голову. Потом король Горубль поклялся, что свернет Лафайету шею, если тот не убьет дракона. Невероятные приключения, грозившие жизни и здоровью O'Лири, закончились тем, что ему пришлось убить Лода, двухголового великана. А затем выяснилось, что Лода, вместе с его любимцем аллозавром, перебросили в Артезию из другого измерения по приказанию фальшивого короля Горубля.
И только благодаря чистой случайности, — в чем Лафайет не сомневался, — ему удалось доказать, что узурпатор — бывший агент Континуума, который убил настоящего короля, а наследного принца, нарушив закон, отправил в другое измерение на украденном в Централи Путепроходце.
Хорошо, что Лафайет успел помешать Горублю избавиться заодно от принцессы Адоранны. Посчитав себя смертельно раненным, бывший король признался, что именно O'Лири является наследным принцем и истинным владыкой Артезии.
Ситуация сложилась довольно двусмысленная, и некоторое время все действующие лица чувствовали некоторую неловкость, но, слава богу, Горубля случайно вышвырнул в другое измерение его собственный Путепроходец, после чего Лафайет отрекся от престола в пользу принцессы и зажил припеваючи с верной Дафной.
Он тяжело вздохнул, поднялся с кресла и выглянул в окно. В роскошном дворцовом парке шли- приготовления к чаепитию, вернее — внезапно подумал Лафайет — завтрак на свежем воздухе закончился. Не было слышно ни болтовни, ни веселого смеха, раздававшихся всего несколько минут назад, а лужайки и тропинки почти опустели. Несколько задержавшихся гостей лениво шли к воротам; мажордом торопился на кухню, стараясь не уронить поднос, заполненный пустыми чашками, тарелками и скомканными салфетками; служанка в мини-юбке, демонстрируя пару прелестных ножек, стряхивала крошки с мраморного столика у фонтана. Глядя на ее костюм, вернее, его отсутствие, Лафайет затосковал. Стоит только чуть-чуть расфокусировать зрение, и можно представить, что перед ним Дафна, какой он увидел ее в первый раз. «Все-таки раньше жилось как-то проще, веселее, — подумал Лафайет, — хоть Горубль и мечтал отрубить мне голову, а великан Лод придерживался того же мнения. Да и с драконом пришлось повозиться, а в интригах Аллана и Красного Быка не разобрался бы сам черт».
Но Лода Лафайет прикончил, и дракона тоже. Само собой, нехорошего дракона. Любимец Лафайета, игуанодон, счастливо здравствовал в стойле, ежедневно пожирая положенный рацион: двенадцать стогов самой свежей соломы. Аллан женился на Адоранне и, перестав ревновать, стал вполне терпим. Красный Бык опубликовал свои мемуары, после чего купил небольшую гостиницу на окраине города и назвал ее «Одноглазый Мужик». Горубль подевался неизвестно куда. Дафна ничуть не изменилась; по крайней мере, в те минуты, когда Лафайету удавалось с ней встретиться, она была столь же умна и прелестна, как прежде. Графский титул не вскружил бывшей прислуге голову, но в последнее время она слишком уж часто предавалась светским развлечениям и невинным шалостям. Нет, конечно, Лафайету вовсе не хотелось вновь стать объявленным вне закона преступником, которого бескорыстно полюбила дворцовая служанка, но…
Ничего особенного в его жизни не происходило, и не особенного тоже. Самым интересным приключением можно было считать разве что предстоящий праздничный ужин. Лафайет тяжело вздохнул во второй раз. А как хорошо было бы посидеть с Дафной в уютном баре, тет-а-тет, и чтоб играла музыка..
Он тряхнул головой, избавляясь от наваждения. В Артезии не было ни баров, ни музыки. Таверны, воздух в которых был, казалось, пропитан дымом высоких чадящих свечей, назывались здесь гостиницами, и в них подавали пиво и сочное свежее мясо. Лафайет встрепенулся. Кстати, неплохая идея. Совсем необязательно им с Дафной присутствовать еще на одном роскошном пиру.
Настроение у Лафайета сразу улучшилось, и, решив не откладывать дела в долгий ящик, он быстро прошел в соседнюю залу и распахнул дверцы платяного шкафа. Раздвигая вешалки с ослепляющими великолепием парадными костюмами, O'Лири достал малиновый пиджак с серебряными пуговицами. На улице было жарко, но если он появится в рубашке с короткими рукавами, на него начнут бросать косые взгляды, Дафна расстроится, а принцесса Адоранна приподнимет идеально прямую бровь. Этикет…
—Вот чего я добился, — бормотал Лафайет, на ходу надевая пиджак. — Казарменный режим какой-то. Скука смертная.
О, боже, разве к этому он стремился, проклиная судьбу мелкого американского торговца без гроша за душой? Правда, географически он и сейчас находился в Соединенных Штатах. Артезия располагалась там же, где Колби Корнерз, но в другом измерении, а следовательно, и жизнь здесь была другой.
Но разве это жизнь? Королевский бал, королевская охота, королевская регата. Блистательные праздники, блистательное общество, блистательные разговоры.
Ну и что с того? Что в этом плохого? Разве он не мечтал о сладкой жизни, прозябая в крохотной комнатенке и открывая очередную коробку сардин на очередные завтрак, обед и ужин?
«Мечтал, — печально признался Лафайет. — И все же— все же мне очень скучно». Скучно. В Артезии, стране его грез. Скучно.
—Чепуха на постном масле! — громко воскликнул он, спускаясь по широкой спиральной лестнице,
