– Святоша думает, что господь его защитит. – Скелет с хохотом сорвал череп, несколько ребер и принялся ими жонглировать. – Чистый смеется над суевериями смертных!
Кости с треском вернулись на место. Скелет выхватил из ножен саблю.
– Ну, смертный! – Кончик ее заплясал перед грудью аснатара. – Помолись же своему господу! Сделай что-нибудь с чистым!!
Иштван развел руки в стороны, превращаясь в священную птицу-фарохара. Неуловимое движение – и вместо человека зазвенел вихрь. С отчаянным ревом скелет бросился в атаку.
– Хей-ята-хаааа!
Бойцы столкнулись – с лязгом и треском. На мгновение мне показалось, что я вижу быстрые руки Иштвана: они выхватывали и ломали кости противника.
Расплылось облако пыли. Из него вылетела завязанная морским узлом сабля. В следующий миг Иштван шагнул назад, принимая человеческий облик.
Толпа мертвецов потрясенно загудела.
На дорожке поблескивал игрушечный замок, вырезанный из кости.
– Отступитесь, силы зла! – объявил аснатар. – Я забираю этого доброго прихожанина!
– Не так быстро, священник, – Венди схватила кисть и с раздражением нахлобучила на культю. – Тебе вряд ли больше сорока, а я живу на свете полтысячелетия! Посмотрим, что значит опыт в таких делах.
И Венди принялась увеличиваться, становясь размерами с башню безмолвия. Из пальцев ее желтыми стручками полезли когти. Глаза вспыхнули пламенниками, а лицо намокло черными проталинами язв.
Подняв глаза к звездному небу, она закричала – тонко и пронзительно. От крика этого погасли огни города. Ураган сорвал с деревьев листву и швырнул в толпу мертвецов.
Иштван стоял, упрямо наклонив голову, прикрывая лицо воротником рясы. Когда буря стихла, ноги аснатара по колено утопали в листьях. От инея, покрывшего одежду Иштвана, казалось, что он отлит из серебра.
– У церкви нет силы против любви, священник.
– Церковь и есть сама любовь, Венди! Что ж так холодно встречаешь того, кто искал тебя все эти годы? – Он встряхнулся, и серебро опало к его ногам. – Того, кто бродил по свету в поисках любимой? Не случайно я здесь. Знай же: Черный Иши – далекий мой предок. – Аснатар достал удостоверение, но показал его отчего-то не Венди, а барону. Тот удовлетворенно кивнул. – Легенда о тебе передавалась в нашем роду от брата к деду и от дочки к племяннику. Я пришел за тобой, Венди.
– Да? – Призрак уменьшился до человеческих размеров, став трогательно маленьким и хрупким. – Правда?!
– Воистину так, любимая моя.
– И ты поцелуешь меня?! Ой…
– Конечно. Выйдем же перед всеми, дабы ни у кого не оставалось ни малейших сомнений.
Иштван незаметно подмигнул мне, чтобы я не отставал. Мертвецы расступались, пропуская нас к горе плит, откуда стреляла Света. Дзайана протянула мне руку, помогая вскарабкаться. Потом, ни слова не говоря, влепила пощечину.
– Ты куда исчез?! – отчаянно выкрикнула она. – Ты обо мне подумал?! Шерлок Холмс, блин! Придурок! Я ж чуть с ума не сошла, пока тебя искала!
– Свет, я…
– Тс-с-с!
Мы оглянулись. Сточенная монетка луны медным краем коснулась горизонта. Она казалась огромной, просто гигантской. Аснатар и Белая Венди стояли на ее фоне, держась за руки и нежно глядя друг другу в глаза.
– Любимый!..
– Любимая!..
– А ты меня правда любишь? – промурлыкала Венди. – Или так, плотски вожделеешь?
Вместо ответа Иштван привлек ее к себе и поцеловал. Призрак исчез. С хрустальным звоном посыпались сверкающие искорки; аснатар закашлялся.
В темное небо взлетело бесплотное облачко. Оно собралось, приобретая облик Венди, и с криком:
– Я свободна! Свободна! – унеслось в звездную даль.
Мертвецы запрокинули головы, следя за крохотной звездочкой – душой Венди. К моему горлу подкатил комок; Светка ревела вовсю, уткнувшись носом в мое плечо.
– Так, паства, – вернул нас к реальности аснатар, – не стоим, не стоим, делаем ноги! Да не туда!.. Вниз, олухи Ормазда небесного!
Прыгая с плиты на плиту, мы помчались к забору. Дзайана отчаянно вцепилась в мою руку, боясь отпустить хоть на миг. У забора она замешкалась: росту не хватало, чтобы перелезть, но я подхватил ее на руки и птицей взлетел наверх.
Свобода!
Когда мы спрыгнули вниз, мои ноги обмякли. Счастливое свойство моего организма: во всем, что касается опасности, он отчаянный тугодум. Когда все позади, мое сердце только-только начинает подумывать: а не удариться ли в роскошную панику? Света плакала и смеялась, обнимая меня, а я гладил ее
