– До тех, пока не родится ребенок, – негромко отозвалась Тарзака.
Чужак повернулся к своим товарищам и опустил голову.
– Год. Почти целый год, – сказал он и снова посмотрел за порог, на фигуру сидящую на косогоре. – Там скелет.
– Мы знаем. Это останки Вако, – откликнулась Тарзака дрожащим голосом. – Ссура рассказала нам, что отец однажды заявил ей, что не успокоится до тех пор, пока она не родит ему наследника, который после нее будет заботиться о змеиных яйцах. Похоже, она буквально восприняла завет старины Вако.
Трабл встал и осторожно коснулся плеча Чужака:
– Посмотри на нее, Чужак. Она красива настолько, что могла бы посрамить лучшую из красавиц балерин. Кроме того, у нас ведь просто нет иного выбора. Иначе нам придется провести здесь остаток наших дней, стать ее вечными пленниками.
Чужак аккуратно вывернулся из-под руки фокусника. На этот раз твари из зарослей никак не отреагировали на этот жест. Гадалка и фокусник не сводили с Чужака глаз, пока тот шел к костру. Болотная женщина громко вскрикнула, истерически рассмеялась и побежала вверх по косогору. Чужак резко обернулся, посмотрел на своих товарищей, затем устремился вслед за Ссурой. Тьма вскоре поглотила его.
Тарзака быстро обернулась к фокуснику:
– Как ты думаешь, с ним все будет в порядке? Трабл подошел к ней и обнял за плечи:
– Не знаю. Единственное, что я знаю наверняка, – эта болотная дамочка будет явно дурней, чем арнхаймовские часы с кукушкой. И еще я точно знаю – этот парень с честью выполнит все, что от него требуется.
Глава 27
Погрузившись во тьму, Чужак ничего не видел. Белеющие в темноте ночи очертания черепа Вако слились со светом бесчисленных звезд. Он тщетно попытался отыскать в темноте огонь костра.
– Ссура! – Его крик вернулся десятикратно повторившимся эхом. Только на этот раз эхо прозвучало не в его ушах, а в глубинах сознания. – Ссура!
Смех. Громкий хриплый смех. Земля устремилась куда-то вниз, он сам закувыркался и полетел в темноту, сопровождаемый смехом, который делался с каждой секундой все громче.
Чужак зажал уши, но почему-то ладони так и не коснулись его головы. В следующее мгновение сначала правую ногу, а затем нос и левый глаз пронзила резкая боль.
Через мгновение боль охватила все его тело. Чужак закричал, размахивая в пустоте несуществующими руками и ногами:
Темноту пронзили молнии ослепительно белого света. Чужак чувствовал, как его затягивает в себя извивающееся бесчисленными щупальцами, покрытое отвратительной слизью жуткое злобное чудовище.
Он кричал до тех пор, пока его разум не поглотила бездонная чернота.
Услышав его крик, Крошка Вилл проснулась и села в постели.
–
Она прогнала из головы все остальные мысли, настраиваясь на зов сына. Она поникла и горестно вздохнула. Неужели снова повторяется ее давний ночной кошмар? Крошка Вилл мотнула головой, пытаясь стряхнуть остатки сна, затем встала с постели и подошла к окну. Вечерами было холодно и сыро, и поэтому на ночь окно закрывали. Крошка Вилл распахнула его и, выглянув наружу, прислушалась. В тишине были различимы далекие крики и смех, доносившиеся со стороны корчмы. Из крааля раздавалось негромкое слоновье посапывание и звуки тяжелых шагов.
– Рег!
Крошка Вилл подхватила стек и выскочила из дому. Остановившись возле ограды, она прислушалась к собственным мыслям. На всякий случай набросила на крааль воображаемую защитную сеть. Наверняка под этой сетью ничего не было, в противном случае она ощутила бы, что кто-то пытается проникнуть снаружи.
–
Ощущая горечь во рту, она облизнула губы и, вглядевшись в темноту, окутывающую крааль, удивленно воскликнула:
–
С этими словами она перелезла через ограду и оказалась внутри крааля.
– Рег? Где ты? Иди сюда, Рег!
Прошло какое-то мгновение, и Крошка Вилл услышала фырканье слонихи, затем топот. В следующий миг на нее надвинулась огромная тень.
– Рег!
Сначала Вилл почувствовала удар небывалой силы, который пришелся ей прямо в лицо и грудь. Затем ее левая рука хрустнула под тяжестью огромной слоновьей ноги. Шеститонная туша с хрустом вдавила ее в землю.
Здоровяк Вилли когда-то рассказал дочери о Черном Алмазе. Вилл было тогда лет восемь. Это была старая-старая сказка, всего лишь одна из тысяч ей подобных, и содержала все ту же мораль: слоны признают только одного дрессировщика, нового, и при этом забывают старого. Керли Причетт когда-то
