как раз по мне. Знаете, в деревушке Глен Эллен у меня есть ранчо, маленькое, но такое красивое — просто загляденье. Это там же, где кирпичный завод, который мне подсунули. Вы, наверное, помните мои письма. Только увидел я это ранчо, прямо влюбился в него и тут же купил. Я катался верхом по горам без всякого дела и радовался, как школьник, сбежавший с уроков. Живи я в деревне, я был бы другим человеком. Город мне не на пользу, это вы верно сказали. Сам знаю. Ну, а если бог услышит вашу молитву и я вылечу в трубу и буду жить поденной работой?
Она ничего не ответила, только крепче прижалась к нему.
— Если я все потеряю, останусь с одним моим ранчо и буду там кур разводить, как-нибудь перебиваться… вы пойдете за меня, Дид?
— И мы никогда бы не расставались? — воскликнула она.
— Совсем никогда — не выйдет, — предупредил он. — Мне и пахать придется и в город за припасами ездить.
— Зато конторы уж наверняка не будет, и люди не будут ходить к вам с утра до вечера… но все это глупости, ничего этого быть не может, и надо поторапливаться: сейчас дождь польет.
И тут-то, прежде чем они стали спускаться в лощину, была такая минута, когда Харниш мог бы под сенью деревьев прижать ее к груди и поцеловать. Но его осаждали новые мысли, вызванные словами Дид, и он не воспользовался представившимся случаем. Он только взял ее под руку и помог ей пройти по неровной каменистой тропинке.
— А хорошо там, в Глен Эллен, красиво, — задумчиво проговорил он. — Хотелось бы мне, чтобы вы посмотрели.
Когда роща кончилась, он сказал, что, может быть, им лучше расстаться здесь.
— Вас тут знают, еще сплетни пойдут.
Но она настояла на том, чтобы он проводил ее до самого дома.
— Я не прошу вас зайти, — сказала она, остановившись у крыльца и протягивая ему руку.
Ветер по-прежнему со свистом налетал на них, но дождя все не было.
— Знаете, — сказал Харниш, — скажу вам прямо, что нынче — самый счастливый день в моей жизни. — Он снял шляпу, и ветер взъерошил его черные волосы. — И я благодарю бога, — добавил он проникновенно, — или уж не знаю, кого там надо благодарить… за то, что вы живете на свете. Потому что вы меня любите. Большая радость — услышать это от вас. Я… — Он не договорил, и на лице его появилось столь знакомое Дид выражение задора и упрямства. — Дид, — прошептал он, — мы должны пожениться. Другого выхода нет. И положись на счастье — все будет хорошо.
Но слезы опять выступили у нее на глазах, и, покачав головой, она повернулась и стала подниматься по ступенькам крыльца.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Когда открылось новое сообщение между Оклендом и Сан-Франциско и оказалось, что на переправу требуется вдвое меньше времени, чем раньше, огромные суммы, затраченные Харнишем, стали притекать обратно. Впрочем, деньги у него не залеживались — он немедленно вкладывал их в новые предприятия. Тысячи участков раскупались под особняки, возводились тысячи домов. Хорошо сбывались участки и под заводы на окраине и под торговые постройки в центре города. Все это привело к тому, что необъятные владения Харниша стали неуклонно подниматься в цене. Но, как некогда на Клондайке, он упорно следовал своему чутью и шел на еще больший риск. Он уже раньше брал ссуды в банках. На баснословные прибыли, которые приносила ему продажа участков, он увеличивал свою земельную собственность и затевал новые предприятия; и вместо того чтобы погашать старые ссуды, он еще больше залезал в долги. Так же как в Доусоне, он и в Окленде громоздил издержки на издержки, с тою, однако, разницей, что здесь он знал, что это солидное капиталовложение, а не просто крупная ставка на непрочные богатства россыпного прииска.
Другие, более мелкие дельцы, идя по его стопам, тоже покупали и перепродавали земельные участки, извлекая прибыль из его работ по благоустройству города. Но Харниш это предвидел и без злобы взирал на то, как они за его счет сколачивали себе скромные состояния — за одним только исключением. Некий Саймон Долливер, располагавший достаточным капиталом, человек изворотливый и не трусливый, явно задался целью за счет Харниша нажить несколько миллионов. Долливер умел рисковать не хуже Харниша, действуя быстро и без промаха, снова и снова пуская деньги в оборот. Харниш то и дело натыкался на Долливера, как Гугенхаммеры натыкались на Харниша, когда их внимание привлек ручей Офир.
Строительство гавани подвигалось быстро; но это предприятие поглощало громадные средства и не могло быть закончено в такой короткий срок, как новый мол для переправы. Было много технических трудностей, углубление морского дна и земляные работы требовали поистине циклопических усилий. На одни сваи пришлось затратить целое состояние. Каждая свая, доставленная на строительство, стоила в среднем двадцать долларов, и забивали их тысячами. На сваи пошли все окрестные рощи старых эвкалиптов, и, кроме того, приводили на буксире большие сосновые плоты из Пыоджет-Саунда.
Сначала Харниш, по старинке, снабжал свой трамвайный транспорт электрической энергией, вырабатываемой на городских силовых станциях, но этого ему показалось мало, и он учредил Электрическую компанию Сиерра и Сальвадор — предприятие огромного масштаба. За долиной Сан-Хоакин, по холмам Контра-Коста, было расположено много поселков и даже один городок покрупнее, которые нуждались в электрической энергии для промышленных целей и для освещения улиц и жилищ. Таким образом, для компании открылось широкое поле деятельности. Как только покупка земли под электростанции была в срочном порядке узаконена местными властями, начались съемки и строительные работы.
Так оно и шло. Деньги Харниша непрерывным потоком текли в тысячу ненасытных утроб. Но это было вполне разумное и к тому же полезное помещение капитала, и Харниш, завзятый игрок, прозорливый и расчетливый, смело шел на необходимый риск. В этой азартнейшей игре у него были все шансы на выигрыш, и он не мог не увеличивать ставку. Его единственный друг и советчик, Ларри Хиган, тоже не призывал к осторожности. Напротив, Харнишу зачастую приходилось удерживать в границах необузданное воображение своего отравленного гашишем поверенного. Харниш не только брал крупные ссуды в банках и трестах, дело дошло до того, что он скрепя сердце выпустил акции некоторых своих предприятий. Однако большинство учрежденных им крупных компаний осталось полностью в его руках. В числе компаний, куда он открыл доступ чужому капиталу, были: Компания гавани Золотых ворот, Компания городских парков, Объединенная водопроводная компания, Судостроительная компания и Электрическая компания Сиерра и Сальвадор. Но даже и в этих предприятиях Харниш — один или в доле с Хиганом — оставлял за собой контрольный пакет акций.
О Дид он, казалось, и думать забыл, но это только так казалось. Его, напротив, все сильнее тянуло к ней, хоть он и отложил на время все попытки найти выход из тупика. Он говорил себе, пользуясь своим любимым сравнением, что по прихоти Счастья ему выпала самая лучшая карта из всей колоды, а он годами не замечал ее. Карта эта — любовь, и она бьет любую другую. Любовь — наивысший козырь, пятый туз, джокер; сильней этой карты нет ничего, и он все поставит на нее, когда начнется игра. Как она начнется, он еще не знал. Сперва ему предстояло так или иначе закончить финансовую игру, которую он вел сейчас.
И все же, как он ни гнал от себя воспоминания, он не мог забыть бронзовых туфелек, мягко облегающего платья, женственной теплоты и кротости, с какой Дид принимала его в своей уютной комнате. Еще раз, в такой же дождливый воскресный день, предупредив ее по телефону, он поехал в Беркли. И, как это бывает всегда, с тех самых пор, когда мужчина впервые взглянул на женщину и увидел, что она хороша, снова произошел поединок между слепой силой мужской страсти и тайным желанием женщины уступить. Не в привычках Харниша было просить и вымаливать, властность натуры сказывалась во всем, что бы он ни делал; но Дид куда легче было бы устоять перед униженными мольбами, чем перед его забавной напористостью. Свидание кончилось нерадостно: Дид, доведенная до отчаяния внутренней борьбой, готовая сдаться и презирая себя за эту готовность, крикнула в запальчивости:
— Вы уговариваете меня пойти на риск: стать вашей женой и положиться на счастье — будь что будет! Жизнь, по-вашему, азартная игра. Отлично, давайте сыграем. Возьмите монету и подбросьте ее.