— Понимаю, о чем вы. О положении Брайана в постели… Думаю, он тогда читал. Но скажите, господа, вы когда-нибудь видели такое? Чтобы человека застрелили из арбалета! Это так жестоко… И вот что я думаю: тот, кто совершил столь низкое преступление, ненормальный. Сумасшедший. И что значат все эти вещи на кровати сына? Точно знаю: мой Брайан не мог их туда положить. Да и зачем, скажите на милость? Он терпеть не мог всякий хлам.
— Мадам, вы наверняка заметили, что лицо у вашего сына было спокойное. Он глубоко спал, когда все случилось.
— Да, он не почувствовал боли. Даже ничего не заметил. И для меня это единственное утешение. Но все же — за что? Ведь никто не желал ему ни малейшего зла. Он был сама доброта.
— Он вас очень любил, правда?
— Мы обожали друг друга. Может, я чересчур баловала его в детстве, но ведь он был у меня единственный, сын лорда Роберта, потомок Уоллесов, наконец! И его у меня отняли, убили, слышите?
Постепенно от ее напускного высокомерия, которое она выказывала то ли от гордыни, то ли по положению — кто его знает, — не осталось и следа. Из-под маски надменной аристократки проступило лицо сокрушенной горем матери. И это тронуло Дугласа Форбса до глубины души. Вот она, настоящая Англия! Страна не только «красавцев», но и «героев», и «героинь»! Сама королева не перенесла бы скорби по сыну с таким мужеством и величием.
— Вчера вечером, — продолжал сэр Малькольм, — ваш бедный сын, кажется, объявил о своей помолвке, так?
— Увы… На все воля Божья. Помните, что сказано в Библии? «Дни человека как трава…» А малышка, я хочу сказать — невеста, что с ней? Как она там?
— Держится с достоинством, — ответил сэр Айвори. — И вы, смею предположить, одобряли их помолвку…
— Да как вам сказать? Я всегда желала сыну счастья, можете не сомневаться. Но китаянка, конечно, какой бы благовоспитанной и состоятельной ни была, навсегда останется иностранкой. Мне хотелось, чтобы Брайан подумал как следует. И вот…
Джейн Уоллес украдкой смахнула платочком слезу.
— А фертекс? — спросил сэр Малькольм ни с того ни с сего, словно этот вопрос имел прямое отношение к предыдущему разговору.
Мадам Уоллес как будто напрягла память и наконец ответила:
— Простите, я что-то не понимаю.
— Лорд Роберт употреблял снотворное?
— Иногда. Понимаете, особенно под конец он сильно страдал.
— А Брайан?
— Не думаю.
— Ведь Брайана, как вы, верно, знаете, сначала усыпили.
Глаза у нее вдруг расширились, и она прижала руку к сердцу.
— Усыпили? Моего сыночка — усыпили? Поэтому у него и было такое спокойное лицо?
— Когда вы последний раз видели его живым?
— Вчера вечером, за ужином. Он оставил нас слишком поспешно. Как капризный мальчишка.
— После того как объявил, что переезжает в Гринвич?
Джейн Уоллес глубоко вздохнула.
— Время от времени он затевал разговор о переезде в ту сырую квартиру, она принадлежала его деду. Чтобы, понятно, быть поближе к конторе господ Эдисонов, где он работал. Потом, не исключено, и невеста предпочла бы жить в Лондоне, а не в деревне. Такова уж нынешняя молодежь.
— И вы согласились бы остаться одна в огромном замке?
— Уважаемый сэр, но что я могла сказать? Впрочем, все это, увы, уже не имеет никакого значения. А что касается замка, с помощью дотаций, сезонных посетителей и моих личных стараний он, как видите, еще стоит. В некотором смысле я затворница.
— Не сочтите за лесть, мадам, — поспешил вставить старший инспектор, — но ваш замок один из достославных архитектурных памятников Англии.
— Ваш сын больше ни о чем не говорил в конце ужина? — продолжал расспросы сэр Айвори.
— Да, но я даже не хочу вспоминать.
— Почему же?
— О, это по поводу бедняги Чжана. Брайан в завуалированном тоне действительно попрекнул его, что тот предал дружеское расположение, которое мы ему выказывали.
— Что значит «предал»?
— Я мало что знаю. Видите ли, лорд Роберт, мой супруг, совершил поистине благородный поступок, усыновив этого мальчика. А Чжан отплатил в определенном смысле неблагодарностью. И мой сын, кажется, ему этого не простил. Чжан, очевидно, обиделся. И был явно не в духе, когда убирал со стола. Сами знаете этих китайцев… Они такие обидчивые!
— А господин Джеймс Мелвилл?
Услышав очередной неожиданный вопрос, Джейн Уоллес насторожилась.
— Но почему вы вдруг о нем спрашиваете, сэр Айвори?
— О, мадам, простите, пожалуйста. Мне почему-то показалось, господин Мелвилл недолюбливает вашего дворецкого.
— Возможно. Джеймс считает его скрытным и завистливым.
— А вы, мадам?
— Я не замечала в нем ничего такого, разве что… — Она запнулась, потом продолжила: — Впрочем, это уже неважно.
— Напротив, — заверил сэр Айвори. — Порой даже маленькая деталь…
— Ну хорошо, меня всегда интересовало, куда Чжан ходит вечерами по субботам. В свой, заметьте, выходной. Он свободен и волен делать что хочет. Так вот, как-то вечером Джеймс, господин Мелвилл, решил за ним проследить. Ведь всякий человек бывает неосторожен.
— И что? — спросил Форбс, доставая блокнот в мягкой обложке и авторучку.
— Чжан встречался с другими китайцами.
— Что же тут странного, если иммигранты встречаются друг с другом?
— Может, и ничего, — сказала Джейн Уоллес, — только Джеймс, господин Мелвилл, видел его в месте, пользующемся дурной славой. В китайском квартале, конечно.
Старший инспектор пометил: «Китайский квартал. Уточнить у Мелвилла».
— Могу я, мадам, еще немного злоупотребить вашим мужеством? — спросил сэр Малькольм. — Скажите, пожалуйста, какого вы мнения о мисс Эттенборо?
— О Маргарет? Прекрасная девушка. Я бы с радостью приняла ее как невестку.
— Вы знаете, какие чувства она питала к Брайану?
— По-моему, любила. Матери это чувствуют. Но, видя, как мой сын привязался к этой китаянке, она, думаю, старалась скрыть свои чувства. А жаль, но, что бы там ни было…
— А брат Маргарет, Мэтью Эттенборо?
— У мальчика прекрасное положение и будущее. Может, он немного азартен… Я имею в виду скачки, но сей порок, как вы знаете, чисто британский.
— Ну хорошо, мадам, если у старшего инспектора нет больше вопросов, думаю, мы можем попросить позволения удалиться.
— Вопросов больше нет, — подтвердил Форбс, закрывая блокнот.
Они встали. Джейн Уоллес подала сэру Айвори руку, и он ее галантно поцеловал, а старший инспектор просто пожал, притом, что греха таить, весьма неловко.
— Мадам, в память о лорде Роберте, с которым мы оба состояли в Клубе графоманов, смею просить вашего позволения побывать в библиотеке замка, тем более что слава о ней волнует мое воображение, ведь я заядлый коллекционер.
— О, сэр Айвори, я могу только выполнить вашу просьбу, — несколько манерно проговорила Джейн Уоллес, польщенная в глубине души словами гостя. — Вы, верно, знаете: первые тома этой библиотеки —
