дознание, сэр Айвори опасался быстрой езды больше чего бы то ни было.
Вдова проживала в Блумсбери, на углу Грейс-Инн-стрит и Клеркенуэлл-роуд, в роскошном особняке викторианской эпохи с горделиво возвышавшимся фасадом. В дом сыщиков впустила горничная с красными от слез глазами. На вид ей было лет двадцать, она была в довольно коротком черном платье и в белом переднике с кружевами.
— Вы и представить себе не можете, какое у нас горе… — проговорила она навзрыд. — Хозяин умер, а тело нам так и не передали.
Узнав, что Форбс из Скотланд-Ярда, девушка улыбнулась:
— Вы, наверно, пришли к мадам… Бедная, ей очень плохо!
Горничная проводила их в просторную «французскую» гостиную — в ее убранстве сэр Малькольм сразу узнал стиль Людовика XVI, — и вскоре к ним присоединилась госпожа Ливингстон. На ней было довольно скромное черное платье, плотно облегавшее ее точеную, как у юной девицы, фигуру. А изящество тонкой шеи подчеркивало жемчужное колье. Как успел разглядеть Форбс, это была действительно очень красивая женщина. Она предложила друзьям сесть в кресла с лировидными спинками, а сама устроилась полулежа на обитом шелком диванчике. Богато смотрелись и мебель, и картины на стенах, изображавшие любовные сцены из жизни мифологических героев.
— Я ждала вас, — проговорила она тонким голоском.
— Простите, что нагрянули вот так, сразу после постигшего вас несчастья, — извинился старший инспектор. — Долг службы…
— Прекрасно понимаю. Нужно найти виновного, не так ли?
Слово взял сэр Малькольм:
— Как я понимаю, вы уверены, что произошло убийство.
— А что же еще? Несчастный случай? Простой сердечный приступ? Не верю. У мужа было отменное здоровье. Ему не было и сорока…
Следуя своему методу, сэр Малькольм задавал вопросы неожиданно, стараясь ввести собеседника в замешательство. Так, он вдруг спросил:
— Ваш муж давно состоял в ложе Досточтимого Дина?
— Со дня ее основания, вот уже два года.
— А вы сами, мадам, случайно не имеете отношения к масонам?
— К чему скрывать? Я состою в смешанной ложе, она называется «Право Человека».
— Потому вы и согласились участвовать в шотландском ритуале?
— Я совсем не хотела в нем участвовать. Но Джон очень настаивал. И я в конце концов согласилась, правда, неохотно — у меня было нехорошее предчувствие.
— Простите за прямой вопрос, но как вам кажется: ваш муж умер сразу же, как только ему накрыли передником лицо, или чуть погодя?
— Мне показалось… О, даже не знаю… Не могу сказать… Я тогда обходила вокруг ложи, как будто искала его тело.
— Вы хорошо знаете этих господ из ложи?
— Досточтимый Дин — старый знакомый моего супруга. Он-то и привел его в это общество. Энтони Хиклс и Майкл Вогэм наши близкие друзья. Остальных я видела первый раз.
— Вам говорит что-нибудь имя Кертни?
— Кертни! Ну конечно! — воскликнула госпожа Ливингстон. — Он был Джону самым близким другом.
— Насколько мне известно, он тоже состоит в ложе, — заметил сэр Малькольм, — однако вчера мы его там не видели.
— Его сейчас нет в Великобритании.
Дуглас Форбс пометил у себя в блокноте в мягкой обложке: «Уточнить у сэра Малькольма насчет Кертни».
— Он служит в банке?
— О нет! Он музыкант. Его Джон приобщил. Джон любил молодежь, жизнь, искусство. Он познакомился с Джоном Кертни во время его гастролей. Ведь Кертни, да будет вам известно, знаменитый пианист…
Она отвечала с явным старанием. Эта женщина была очаровательна, даже несмотря на перенесенное ею горе. И Форбс с сожалением смотрел, как сэр Малькольм терзает ее своими расспросами.
— У вас есть дети?
— Увы, нет. Муж… как вам сказать? Мне очень хотелось детей… Но Джону было не до того. Дела, разъезды, ложа и все такое прочее… Мне порой было так одиноко, хотя, если честно, я по этому поводу не особенно переживала.
— Ваш супруг изрядно преуспел на банковском поприще. Он сам основал банк?
— Банк перешел к нему от отца и деда.
— Они живы?
— Нет. Оба умерли. Муж сам всем заправлял. Правда, на некотором расстоянии.
— У него разве не было управляющего?
— Был. Кстати, вчера вечером вы его видели. Небезызвестный Сирил Бронсон. Он у них обрядоначальник. Маленький такой, стриженный под расческу. Я видела его впервые… Джон рассказывал о нем словно о добром верном псе. Я и не знала, что он масон.
— Значит, встреча с ним была для вас неожиданностью…
— Да и нет. Муж считал, только масонство может сплотить людей…
— А вы?
— Если начистоту, я не очень-то верю во все эти идеалы. Хотя с удовольствием хожу в свою ложу время от времени. И за чаем или обедом с радостью встречаюсь с интересными людьми. Только и всего.
— Расскажите немного о докторе Келли.
— Его я не знаю. Я же говорила, что вчера видела его первый раз.
— Он осматривал вашего мужа…
— А, потом… Действительно. Да, это он омыл ему лицо. Какой ужас!
— Расскажите, что произошло с той минуты, как скончался ваш супруг, до моего появления в ложе.
— Дайте вспомнить… Эти господа были сильно озабочены. Они думали отвезти тело тайком, не сказав никому ни слова, как это у них принято. Потом в дверь постучала полиция… И они начали спорить, что же делать. Они не понимали, кто еще мог узнать о том, что случилось. Это и правда было очень странно. Ведь во время ритуала никто из ложи не выходил.
— Даже вы?
— А зачем?
Подумав немного, благородный сыщик вдруг спросил:
— Насколько я успел заметить, в ложе не слышно, что происходит снаружи, только шум отопления. Кто же услышал, как лейтенант Финдли стучал в дверь?
— В это время мы уже были внизу, пили чай. Энтони Хиклс дал мне виски, чтобы я немного успокоилась. И тут раздался стук. Не помню, кто из них пошел посмотреть.
— А кто принес передник, который был на вашем муже?
— Он сам. Он взял его на время в Великой Ложе тем же утром. Красивый, широкий, атласный, с вышивкой в виде храма с двумя колоннами. Его пошили, наверное, в восемнадцатом веке.
— Во Франции?
— Не исключено. Джону он очень понравился.
— Ваш муж сам принес передник в ложу? В сумке?
— У Джона был чемоданчик для всяких масонских принадлежностей. Он вытащил свой собственный передник и вместо него положил тот.
— Дома?
