— Если позволите, — ответил Финдли, — вид у нее, по-моему, кокетливый…
— С другой стороны — почему специалистка по древним религиям должна выглядеть хуже какой- нибудь актрисы или постоянной покупательницы «Харродза»?[14] — не без иронии заметил Айвори. — Однако нам предстоит поглубже проникнуть в психологию этой кокетки, причем бычья голова минойской эпохи никоим образом не должна сбивать нас с толку! Итак, джентльмены, давайте-ка встретимся завтра в девять в отделе судебно-медицинской экспертизы! Увы, боюсь, как бы наша Ховард не подпортила свою красоту после такого заплыва! Вода в Темзе в эту пору совсем не на пользу коже.
С этими словами, невольно ввергшими Форбса и Финдли в изумление, сэр Малькольм встал и откланялся.
Глава 5
На следующее утро сэр Малькольм и старший инспектор Форбс встретились в морге Скотланд-Ярда. Это подразделение отдела судебно-медицинской экспертизы неоднократно перестраивали — в ногу со временем и научно-техническими достижениями, — что вынуждало администрацию приобретать самое современное оборудование, и среди прочего лазерный спектроскоп, электронный микроскоп нового поколения, анализатор физико-химических свойств, сопряженный с главным компьютером.
Сорокалетний профессор Грэхем, обвешанный с головы до ног дипломами и облаченный в личину редкой самонадеянности, принял наших друзей у себя в кабинете с такой высокопарностью, что сразу же не понравился сэру Малькольму.
— О, позвольте приветствовать вас, джентльмены, с чувством глубочайшего почтения и восхищения, какое только способна выразить моя скромная персона двум столь именитым представителям сего высочайшего учреждения!
Он был маленький и всякий раз кичливо потрясал своей рыжей шевелюрой, обрамлявшей его бледное, в родинках лицо.
— Доктор… — начал было Форбс.
Но Грэхем тут же его остановил:
— Зовите меня профессором, прошу вас. Я имею честь и удовольствие преподавать хирургию post- mortem[15] в Лондонской королевской академии и в различных американских университетах, которые нередко прибегают к моим услугам. Кое-кто полагает, будто эта наука ограничивается тривиальным вскрытием, что нас, ученых, унижает, ибо низводит нашу деятельность до заурядного расчленения трупов, что на третьем курсе медицинских факультетов стыдливо именуется препарированием. О джентльмены…
Сэр Малькольм прервал его в тот миг, когда он набирал воздух, намереваясь выдать очередную тираду:
— Профессор, мы пришли справиться насчет трупа Катерины Ховард, поступившего из Ричмонда.
Грэхем на мгновение смутился. Похоже, ему не понравилось, что кто-то посмел прервать его речь. Вслед за тем он продолжал:
— Джентльмены, я без бахвальства и с полным основанием вправе считать себя крупнейшим в мире специалистом по некрофагам, или, если угодно, насекомым, которые последовательными волнами осаждают разлагающийся труп.
— Гм, — обронил старший инспектор, ощущавший себя явно не в своей тарелке, — и все-таки, может, вернемся к Катерине Ховард?..
— Вот именно! — торжествующе воскликнул Грэхем. — Эта женщина — случай совершенно особый. Я бы даже сказал — увлекательный! Естественно, заурядный практик, привыкший механически вскрывать грудные клетки и копаться во внутренностях, вряд ли оценил бы по достоинству всю прелесть данного случая. А я, джентльмены, могу вас заверить, что случай этот весьма показательный, ибо он подтверждает суть моей теории об одном из инстинктов мушки вида кожеедов — инстинкте, который это сборище невежд упорно считает обыкновенной прожорливостью. Прожорливостью! Только представьте себе! А ведь эта мушка, оказывается, насекомое на редкость разумное!
— Простите, — в сильном смущении проговорил сэр Малькольм, — но что конкретно вы имеете в виду?
Профессор поднял вверх указательный палец и тоном магистра громко изрек:
— Знайте же, джентльмены, тело, пролежавшее в воде при температуре три градуса, реагирует на окружающую среду иначе, чем при температуре воды двадцать градусов. К тому же, если на земле, на свежем воздухе личинки вида Lucilia caesar[16] начинают образовываться в омертвевшем теле через сутки после смерти, то в воде, при температуре три градуса, аналогичные симптомы проявляются лишь спустя двое суток, а личинки большой серой мясной мухи вылупляются через трое суток. Таким образом…
— Можно покороче! — на грани отчаяния выпалил Форбс.
— Я все это рассказываю только для того, чтобы убедить вас в следующем: судя по степени разложения тела означенной Ховард, она умерла за восемь-девять дней до того, как был обнаружен ее труп. Но куда интереснее другое! Наша подопечная скончалась не от удушья в результате утопления, а от разрыва аневризмы сердца. Оцените нюанс! И на это нам указывает милая мушка вида кожеедов! Она не может родиться и развиваться в крови с повышенным содержанием углерода. Замечательно, не правда ли?
— Простите, — заметил сэр Малькольм, — не хотите ли вы сказать, что жертва умерла не оттого, что утонула?
— Она совершенно определенно умерла до того, как оказалась в воде. О, для полиции это, возможно, имеет второстепенное значение, но для науки, джентльмены, привыкшей апеллировать к точности, это на самом деле далеко не нюанс, а нечто совершенно потрясающее! Короче говоря, вам, как неспециалистам, важнее знать — до того как наша подопечная утонула, ее убили ударом тупого предмета. На затылочной кости, в самой нижней части затылка, сохранилась очень четкая отметина. Бац! Удар точный. Наповал. Смерть почти мгновенная. А теперь, джентльмены, соблаговолите надеть халаты и маски. Пойдем проведаем нашу подопечную!
— О! — живо проговорил старший инспектор. — Неужели это так уж необходимо?
— Разве вам не угодно знать, что она ела перед смертью?
— Но мы хотели бы это узнать, не выходя отсюда, — заметил сэр Малькольм. — Вы же можете сказать по остаткам пищи в желудке, когда наступила смерть — после завтрака, после обеда или позже?
Грэхем снова пустился разглагольствовать:
— Джентльмены, для этого мне придется сразиться с целым полчищем крохотных, но весьма агрессивных кишечных личинок, хотя могу со всей уверенностью сказать: под микроскопом фрагменты пищи видны довольно четко. Ваша Ховард угощалась пудингом, пищей исключительно неудобоваримой и жирной. Что, ко всему прочему, позволило мне…
— Значит, — прервал его Айвори, — она ела десерт. И больше ничего?
— Возможно, еще баранину, впрочем, не уверен… Видите ли, личинки, живущие в кишечнике…
— Как по-вашему, она ела завтрак, обед или ужин?
— Ужин. Вне всякого сомнения.
— Вы уверены?
— Процесс пищеварения начался давно. И продолжался часа два. К тому же в гормональной системе этой дамы я обнаружил прогестерон, а это значит, что она проходила курс лечения перед менопаузой. Подобное лекарство на основе ацетата хлормадинона принимают в форме таблеток вечером после еды, а точнее, перед сном.
— Очень интересно, просто замечательно! — восхитился сэр Малькольм. — Стало быть, если я верно вас понял, интересующие нас события произошли ночью. Госпожа Ховард у себя дома. Ужинает и готовится
