– Жуть какая! Хоть страховку-то выплатят?
– Вроде да. А что тебя больше всего поразило, что им отказывала страховая компания?
– Нет, что она зачем-то отцу позвонила. Надо было потом сказать. Не позвони она тогда, он бы жив остался.
– Да как тебе сказать… С одной стороны звучит жестоко, но вариант заботы о стариках налицо.
– Ну, не знаю… – неопределенно пробурчал я.
Разговор на кухне. Интимный круг кухонных бесед. Здесь возможно практически все или, по крайней мере, мы создаем на время иллюзию такой возможности. Кухня – всего лишь легкая словесная зона, где один шаг от мата до витиеватых сакральных истин. Независимое от каких-либо ограничений пространство, разве что подчиненное наличию вменяемого посредника. Темы, плавно переходящие одна в другую, легкие и незначительные, как осенний туман или неожиданно интересные, затрагивающие самые отдаленные уголки нашей памяти. Кухонные разговоры и параллельные миры.
– А еще раньше, – продолжила Стелла, – мне другая подруга позвонила, с ней тоже случилось несчастье, но совсем иного плана.
– У той-то, что произошло? – для порядка спросил я.
– Муж у нее – тихий спокойный, немного занудный физик, а самое главное для него, чтоб не приставали и ни какими просьбами не дергали. А она – креативщик.
– О как! Настоящий креативщик? И чего же она креативит?
– Да, настоящий. Причем, как и по профессии, так и по характеру. Так вот, уговаривала она его сделать ремонт в квартире, а он, естественно, не хотел. В тот момент они тихо-мирно ужинали у себя на кухне, и пили вино. Ну, он от ремонта отказался, а она его хрясь стаканом по голове!
– Так. Она что, совсем в неадеквате оказалась? Разбила в кровь?
– Стакан о его голову разбился вдребезги и рассек лоб. Правда, она тоже пострадала – порезала палец об осколки. Потом совершенно пьяная и мало что соображая, взяла ключи от машины и отправилась на ней к своей матери, которая живет недалеко от меня. Протрезвев малость, вызвала меня на помощь в плане того, что ей теперь делать. Прикинь? Говорила, что ей очень стыдно, что никогда себе такого не могла представить, чтоб так обойтись со своим мужем. И как теперь ей домой возвращаться она не знает. При этом ее рассказ прерывался то на всхлипывания, то на смех, видать еще не до конца протрезвела.
– Вот страсти-то у вас! – сказал я, отрезая себе еще кусок пиццы. – Шекспир отдыхает! Так, а что ты?
– Ну, что я? – Стелла себе налила еще пива. – Придумала отмаз. Короче у нее был насморк, и она пила какие-то таблетки, я за это и зацепилась.
– Ага, влияние алкоголя? В сочетании с лекарствами? Гениально!
– Естественно, гениально! Я всегда говорю, что самый лучший способ защиты – нападение. Я ей сказала, что приезжай и начинай на него наезжать. Как он мог? Мало того, что напоил тебя на лекарства, так потом, в таком состоянии, еще и за руль пустил!
– Тебе надо было стать конфликтологом!
– Мне уже поздно, хотя моя профессия не так уж и далека от этой.
– Да уж! При твоей работе особые нервы надо иметь.
– Ну, короче результат моего совета был на лицо: муж сделал ремонт!
– Несчастный мужик! Мне его жалко.
– Почему это несчастный? Я бы сказала, что очень даже счастливый. В любом случае живет с женщиной, которую очень любит. А это сейчас большая редкость.
– Счастливый? – не понял я. – Ощутил себя виноватым до такой степени, что даже ремонт сделал!
– Это мелочи. Если он в принципе ее может выносить, то значит, он и от этого кайф ловит.
– Кстати, а это идея… – задумчиво сказал я, так и не решив – покупать такую пиццу еще, или не стоит.
– Он бы давно бы с ней развелся, если б не тащился от нее. Просто они настолько разные люди, что стороннему наблюдателю даже их манеру общения трудно выносить. А ее характер! Жуткая сумасбродность и бесконечная говорливость – хуже, чем у меня.
– У тебя не такая уж чтобы сильная говорливость.
– Да? А я думала наоборот. А он прикинь: мужик такой правильный, все делает так, как должно быть. Ну что в смысле – все по правилам. Например, он только сам моет посуду, так как она должна быть идеально чистой. Сам гладит рубашки, ибо никто лучше него это сделать не сможет. Вообще педант, и прикинь, такая жена, которая спокойно с ним едет в метро из театра, где предварительно напилась. Мы там все вместе были.
– Значит, она вполне спокойна за себя – мужчина надежный, обстоятельный, довезет в лучшем виде, под забором не бросит.
– Короче она меня и всех знакомых пригласила в театр отпраздновать там свой день рожденья – билеты за ее счет. Сначала мы там в скверике попраздновали, потом – в антракте. Потом опять в скверике. Причем вино они принесли в больших бутылках из-под колы.
– Какие умники!
– Ну, в общем, так: люди едут из театра, да еще и со дня рожденья одновременно, прикинь? Он – в парадном костюме, а она – в вечернем экстравагантном платье. При этом он достаточно экономный, поэтому поехали из театра на метро, не на такси. Он такой педант, выглаженный весь, а с ним совершенно в жопу пьяная баба, которая через пару станций достает пакетик и начинает в него громко блевать.
– Класс! – восхитился я, представив ситуацию. – В таком состоянии в метро могли и не пустить!
– Причем девушка креативная, не так чтобы красавица, но она всегда обращает на себя внимание. Волосы в ярко-рыжий цвет выкрашены, какой-нибудь невообразимый наряд, не молодежный, но очень стильный, и обычно яркие большие украшения.
– Да, со вкусом женщина, – сказал я, чтобы хоть что-нибудь сказать.
По большому счету, все кухонные разговоры сводятся к осознанию факта собственной несостоятельности, невозможности что-либо изменить. Чужую беду – руками разведу. Моя жизнь и чужая – две непересекающиеся параллельные прямые. Да и по большому счету все, что мы тут говорим – это тот же бокал алкоголического напитка, который сначала оживляет, а потом вгоняет в серую тоску.
– У меня проблема, – сказал я, когда моя девушка исчерпала резерв новостей, и готовых к окучиванию тем.
– Да? – Стелла вскинула не меня удивленный взгляд. – Я что-то не заметила.
– Это не та проблема, о которой говорят в рекламе средств от импотенции. На том острове со мной что-то произошло… Я там резко одичал и отощал на местных кормежках, – продолжал я жаловался несчастным голосом. – Да и работа способствовала суровому образу жизни. Кстати, надо бы найти моего предшественника, он же явно знает больше меня, да и проторчал на том маяке сильно дольше.
– Надо. А похудел – не потолстел, тебе на пользу. Хорошо выглядишь. Вот если бы разжирел и в дверь перестал пролезать, вот тогда точно возникла бы проблема. Знаешь, когда-то, когда я была на стажировке в Германии, то поправилась там за три месяца на пять кэгэ! Причем такая картина наблюдалась у всей нашей группы, а не только у меня. Устояли только двое, да и то влюбленная парочка…
– Стоп, ты была в Германии? А на стажировке, вы там что делали? Изучали философию Гегеля и Фейербаха на языке подлинника?
– Да не то, чтобы. Как правило, больше дурью маялись. Но и работали, конечно. В местном университете разбирали архивы, возвращенные из России. Их наши военные после Второй Мировой захватили в качестве «контрибуции», а что дальше делать с ними, никто не знал. И вот недавно вернули немцам, а мы вот помогали приводить в порядок. И зачем им все эти книги? Именно в Германии я поняла, что везде читают мало и обходятся минимальным набором слов. Особенно дети и молодежь. Наш сосед сверху, учитель из Канады, рассказывал о необычной форме работы с начальными школьниками – ночь в библиотеке. Вечером родители приводят детей, снабдив их едой и спальниками, и оставляют на ночь в читальном зале.
– По-моему, такая форма обучения только в начальной школе и возможна… А жили вы где? В какой- нибудь общаге?
