Присоединив к анализатору измерительный щуп, снова оцарапавшись, он проверил пины на рабочем интерфейсе — последовательности нулей и единиц остались прежними. Все это были косвенные доказательства; чтобы получить прямые, он должен был снять сигналы с контактов самой платы, которые были ему недоступны; не зная, что делать, он отложил щуп. Из коридора слышались голоса и смех, к знакомым голосам Николая и Наташи прибавился еще один оживленно-певучий голос. Умом понимая, что аварийное замыкание и вызванный им сигнал на подрыв практически невозможны, но из собственного опыта помня массу случаев, когда незапланированные эффекты возникали вопреки всякой логике, изогнув руку, дотянувшись щупом еще до нескольких точек, глядя на осциллограммы на экране анализатора, он пытался сообразить, так они должны выглядеть или нет. Пытаясь просуммировать в уме модулированные сигналы, он несколько раз сбился, рассчитать их в уме тоже не получалось. За окном, шумя, проехала машина, в секундном ощущении какой-то опустошающей тупости, не зная, что ему делать, хаотически он переключал режимы на экране анализатора.
Вошедший Николай деловито оглядел распотрошенную боеголовку и тянущиеся к ней пучки проводов.
— Ты что, ограбил склад Западной группы войск?
— Это сделали до меня.
Невольно автоматически приняв нужный тон, он мельком взглянул на Николая.
— Не обращай особого внимания, все это так, ерунда. В общем-то, я работаю над мирным проектом.
— Ну, это понятно.
Придвигая стул, Николай стоически покивал ему.
— Вся наша армия работает над мирными проектами, так было даже на пике противостояния систем. Особенно Ракетные войска стратегического назначения.
Сергей устало махнул рукой.
— Это не стратегическая.
— Догадываюсь. Я работал в НИИ-816, так что можешь мне не объяснять, что это такое.
— Тогда, может, поможешь?
— А что с ней?
— Именно это выяснить меня и послали. Я к тебе практически с данайским даром, хоть я проверил эту штуку, нет гарантий, что она сейчас не грохнет, так что сейчас, наверно, придется ее уносить.
— Странно, ты ж говоришь, что ее проверил.
— Проверил электрические сигналы, может, этого и хватило бы в другом случае. Тут все идет по нарастающей. По дороге мы грохнули ее об асфальт.
Уверенно морщась, Николай помотал головой.
— Ничего не будет. Защита от детонации в таких системах закладывается с самого начала.
— Ну так ведь она уже падала.
— Вот видишь. Ничего с ней не будет, даже если ты ее сбросишь с верхушки Останкинской башни.
— Все это теория.
— Практическая.
Смутно соображая, он быстро огляделся.
— Тут в случае чего большие разрушения будут?
— Ну, это уж тебе виднее.
— Я имею в виду, дом-то большой? Я, честно говоря, на подходе не разглядел.
— Да нет, не особо. Не многоквартирный.
— И то хорошо.
Абсурдистски-встрепанно он взглянул на Николая.
— Ты своих соседей знаешь?
— Ты это в смысле чего?
— Ну, что за люди? Порядочных людей — инженеров, разработчиков — нет?
Николай успокаивающе покрутил головой.
— Нет. На этот счет можешь быть спокоен. Инженеры в таких местах не селятся. Все больше банкиры, топ-менеджеры — в общем, всякая шелуха. Их не жалко. Справа от меня как раз банкир, слева нефтяник, один, правда, — тот, что снизу живет, вернее, уже не живет, — не дождался тебя, отправился на тот свет самостоятельно.
Сергей озабоченно взглянул на него.
— А что такое?
— Проблемы со здоровьем. Известный биржевой спекулянт, умер от сердечного приступа в ночном клубе во время представления мужского стриптиза. Видимо, это была последняя голубая фишка, которую он увидел в своей жизни.
— Voila une belle mort…[9]
— Директор клуба, стоя над трупом, именно так и сказал.
— Если я что-то неправильно рассчитал, стоять над нашими трупами будет некому.
— Как сказали бы спартанцы — «если…».
— Предпочитаешь умереть не от низких страстей, а от высоких технологий?
— Не хотелось бы от низких технологий. А вот тебе сейчас явно угрожает смерть от высоких страстей. По крайней мере в том виде, как я тебя наблюдаю.
— Что, прямо такой вид?
— Боюсь, что такой. У тебя вид д’Артаньяна, которого послали за подвесками и который вроде бы их привез, но при этом по ошибке прирезал Бекингэма.
— Так красиво, как у д’Артаньяна, у меня не получилось.
— Некрасивая история?
— Если не хуже. Во всяком случае, насчет Бекингэма ты почти угадал.
— Тогда смело можешь исповедоваться. Тем более, как напомнил тому же д’Артаньяну Арамис, даже в Писании сказано: «исповедуйтесь друг другу».
— Если тебе это доставит удовольствие.
— Даже если не доставит, в любом случае как практикующий врач-общественник я смогу выдержать многое. Так что можешь начинать прямо сейчас. Как говорилось в одном порнографическом фильме, я все смогу понять и восприму положительно. Кстати, хорошая фраза, помогает во многих случаях.
— Считай, что она тебе помогла.
В течение следующих пятнадцати минут он рассказывал Николаю все, что произошло с ним за последние пять дней. Закурив, цепко-прищуренно глядя в окно, иногда быстро пряча глаза, стряхивая пепел, Николай слушал, временами покачивая ногой в лакированной туфле. Дождавшись окончания, придавив окурок, на секунду отведя взгляд, постукивая по подлокотнику кресла, словно отстраненно вспоминая что-то давно обдуманное, когда-то волновавшее, но уже кристально ясное и брезгливо отринутое, не прерывая мыслей, он мельком взглянул на Сергея.
— В обувном магазине был уже?
— Зачем?
— За обувью, разумеется. Тут, кстати, есть один, совсем недалеко, и выбор неплохой, пару раз я даже сам себе там кое-что находил, так что имей в виду, усиленно рекомендую.
— Зачем? Что я должен там купить — босоножки от Браго?
— Можешь даже легинсы от Скилаччи, хотя начать рекомендую с обычных ботинок, а старые выбросить где-нибудь подальше, так чтобы не нашли даже с собаками, равно как и всю остальную одежду.
Не сразу поняв, Сергей нехотя покосился на него.
— Микрочастицы пыли?
— Пыли, грязи, сажи, копоти, всего, что несет индивидуальные признаки места. Современные Шерлоки Холмсы не медитируют в дыму и не произносят интригующих речей, они просто посылают соскоб с одежды на химический анализ, перед этим даже секунды не поиграв на скрипке. И никакой, даже самый
