моторами, сбросили свои бомбы и ясно видели взрыв на палубе авианосца.
Примерно в это же время над японским соединением появились еще 4 летающих крепости полковника Суини взлетевшие с Мидуэя. Авианосец внизу был поврежден, и они занялись тяжелым крейсером. Несколько позднее с Мидуэя взлетел капитан Уайтейл с двумя тяжелыми бомбардировщиками. Авианосец противника еще горел, но Уайтейл на всякий случай решил атаковать его, а второй Б-17 сбросил бомбы на линейный корабль.
Между тем к месту боя подошел лейтенант Стиббинс, ведя за собой пикирующие бомбардировщики с 'Хорнета'. Он также решил, что с авианосцем покончено, и атаковал два корабля охранения, один из которых в это же время бомбил полковник Суини.
Путаницы и неразберихи было много, но это уже не имело большого значения - атака была легкой. Последние японские истребители, израсходовав горючее, падали в море. У японцев уже оставалось мало средств продолжать борьбу.
Когда все американские летчики в конце концов повернули домой, оценка ими своих действий была столь же прекрасной, как и провожающий их Тихоокеанский закат. Лейтенант Стиббинс доложил о трех попаданиях в линкор и двух - в крейсер. Пилоты летающих крепостей были еще более самонадеянными: попадание в горящий авианосец, в линкор ив крейсер, потопленный эсминец плюс целый ассортимент близких смертоносных разрывов. Они и сейчас с трудом верят в то, что не добились ни одного попадания.
Старший офицер линейного корабля 'Харуна' капитан 1-го ранга Мичисо Цутсуми следил за двумя бомбардировщиками, идущими в крутом пике прямо на мостик линкора. Один из них, казалось, уже никогда не выйдет из пике, настолько он снизился - Цутсуми мог ясно видеть лицо пилота. Затем, в какую-то последнюю секунду, бомбардировщик резко выровнялся уже на такой высоте, что задел хвостом за антенну линкора. Каким-то чудом бомба не попала в линкор, а с оглушительным грохотом взорвалась за кормой. В течение следующего часа все соединение подверглось атакам: в 17.30 пикирующие бомбардировщики атаковали тяжелый крейсер 'Тонэ', в 17.40 'летающие крепости' - 'Харуну', в 17.50 пикирующие бомбардировщики - тяжелый крейсер 'Тикума', в 18.15 'летающие крепости' - авианосец 'Хирю'. Казалось, эти атаки никогда не закончатся. Но, наконец, измученные сигнальщики крейсера 'Тикума' заметили, что последние атакующие самолеты противника уходят и соединение имеет шансы передохнуть. Невероятно, но ни один корабль не получил попаданий. Близкие разрывы за кормой линкора 'Харуна' погнули несколько листов обшивки и заклинили дальномер на башне главного калибра. Кроме того, один из низколетящих бомбардировщиков обстрелял палубу 'Хирю', повредив зенитное орудие и убив несколько человек. Однако для авианосца 'Хирю' уже не имело значения, сколько он теперь имеет зенитных орудий. Капитан 1-го ранга Каку отлично понимал, что его единственной надеждой на спасение был быстрейший уход из района боя. Если удастся выйти за пределы радиуса действия американской авиации, то, может быть, удастся зализать раны и вернуться в Японию.
Телефонная связь еще работала, и Каку вызвал на мостик своего старшего механика капитана 2-го ранга Кунизо Айзо, приказав ему продолжать поддерживать скорость в 30 узлов. Айзо доложил, что центральный пост управления машиной совершенно не пострадал, а пожар в машинном отделении No 4 потушен. До трех других машинных отделений он не смог добраться, поскольку все проходы были отрезаны огнем, но он говорил с ними по телефону, и из блокированных отделений доложили, что у них все в порядке. Были жалобы только, что очень душно и дымно.
Айзо, по-видимому, был оптимистом. Пока он докладывал командиру обстановку, в машинном отделении No 4 лейтенант Мандаи взглянул на подволок и заметил, что белая краска на нем начала таять. Расплавленная краска стала капать вниз, обжигая людей, и даже стала причиной небольшого пожара. Когда краска исчезла, подволок стал накаляться и, в конце концов, раскалился докрасна. Никто об этом не говорил, но все понимали, что они отрезаны от остальных огнем, бушующим наверху.
В нескольких сотнях ярдов от горящего авианосца, в надвигающихся сумерках, рассекал волны линейный корабль 'Кирисима'. Линкор имел приказ быть готовым к буксировке в случае, если на 'Хирю' выйдут из строя машины. Когда стемнело, на линкоре поняли, какой опасности они подвергаются. Языки огня на 'Хирю' время от времени вырывались высоко вверх, служа отличным маяком для подводных лодок противника. В конце концов командир 'Кирисимы' капитан 1-го ранга Ивабучи радировал адмиралу Нагумо, прося разрешение отойти от авианосца.
В 18.37 Нагумо передал на линкор приказ оставить 'Хирю' и присоединиться к крейсеру 'Нагара'. 'Кирисима' повернул на северо-запад, и, когда линкор стал медленно удаляться от горящего авианосца, старпом 'Кирисимы' капитан 2-го ранга Хонда задумчиво глядел на оставляемый 'Хирю'. Авианосец выглядел черным на фоне заката, а из каждого его бортового портика вырывались языки огня. На расстоянии маленькие тонкие языки пламени напомнили ему фонарики - сотни бумажных фонариков, которые зажигают по праздникам у него на родине.
Глядя на тяжело накренившийся 'Йорктаун', капитан 2-го ранга Гартвиг с трудом подавил вздох. Почти два года его эсминец 'Рассел' входил в состав охранения авианосца и стал как бы частью его. Теперь же его приходится бросить на произвол судьбы.
После снятия экипажа с 'Йорктауна' адмирал Флетчер приказал кораблям охранения идти на соединение с силами адмирала Спрюэнса. Приказ есть приказ, но от этого не становилось легче. В голове у Гар-твига все время вертелась фраза из 'Гамлета': 'Увы! Бедный Йорик, я так хорошо знал его!'
Очень многие считали оставление 'Йорктауна' преждевременным. Авианосец держался на воде, пожар был потушен, крен не увеличивался, и крейсер 'Портленд' был готов начать буксировку. Однако адмирал Флетчер, взвесив все факторы - возможность новой атаки, находящиеся где-то поблизости тяжелые корабли противника, подводные лодки, - приказал отходить. Наступала ночь, и опасность быть пойманным у брошенного авианосца становилась вполне очевидной. В 17.38 Флетчер отдал приказ всем следовать на восток. Следующие 35 минут 'Йорктаун' один покачивался в надвигающейся темноте. Затем в 18.13 был передан новый приказ: 'Эсминцу 'Хьюджес' вернуться к авианосцу и остаться возле него'.
Остальные корабли 17-го оперативного соединения двинулись на соединение со Спрюэнсом, который еще принимал самолеты, возвращающиеся после завершающих ударов по противнику. Снова встревоженные взгляды пересчитывали возвращающиеся бомбардировщики, ища признаки повреждения или жертв. Но на этот раз напряжение было гораздо меньшим, чем утром, главным образом благодаря радио. Эфир был заполнен радостными криками пилотов и шутками: 'Эй! Им уже нечем нас сбивать, разве что помойными ведрами!' 'Ого! В меня, кажется, летит помойное ведро!'
На этот раз на авианосец не вернулись три машины, а три других были тяжело повреждены. У самого Галлахера при выходе из пике открылась старая рана в спине. Боль буквально убивала командира авиагруппы. Он не в силах был даже нагнуться, чтобы выпустить посадочный гак. Однако без выпущенного гака на авианосец совершить посадку было невозможно. Не могло быть и речи о посадке на воду - Галлахер отлично понимал, что со своей больной спиной он никогда не выберется из машины. Галлахер отвернул в сторону, пропуская на посадку остальных, отчаянно пытаясь выпустить посадочный гак. Теряя сознание от боли, лейтенант все-таки ухитрился дотянуться до рукоятки выпуска гака и в 18.34 посадил свой самолет на палубу 'Энтерпрайза'.
Уныние царило на временном флагманском корабле адмирала Нагумо легком крейсере 'Нагара'. Сам Нагумо вспоминал былые дни, когда он командовал эсминцем и говорил что-то невнятное о ночных торпедных атаках, которые следует навязать противнику с наступлением темноты. Начальник штаба соединения адмирал Кусака лежал на койке в маленькой каюте, мучаясь от растянутых сухожилий на ногах. Когда он был нужен на мостике, то один здоровенный матрос нес его туда, как свиную тушу. Это была смешная картина, в какой-то мере символизирующая беспомощность и бедственное положение всего соединения Нагумо.
А на мостике 'Ямато' адмирал Ямамото наконец начал осознавать весь ужас положения, лихорадочно обдумывая план дальнейших действий. Еще в 12.20, узнав о выходе из строя трех авианосцев Нагумо, главком отдал новый четкий приказ по Объединенному флоту. Транспортам было приказано временно отойти. Подводным лодкам - занять позиции несколько восточнее их линии. Адмиралу Какута - оставить Алеутские острова и спешить на юг с легкими авианосцами 'Рюдзе' и 'Джунье'. Адмиралу Кондо отдавать приказы не было нужды - он уже спешил на север со своими линейными кораблями и авианосцем 'Дзуйхо'. Сам Ямамото продвигался на восток, ведя могучий 'Ямато', два других линкора и авианосец 'Хосе'. При
