тысячи метров, или целый километр змей. Ну, это слишком!
— А вы здорово считаете,— сказала Змея.— Как счетная машина. Хотите узнать еще кое-что о питонах?
— С большим удовольствием,— ответил я, подробно записывая все, что мне говорила словоохотливая собеседница.
— Питоны могут заглатывать оленей, маленьких кенгуру, даже кабанов. А широко разевать пасть им помогают эластичные мускулы. После сытного обеда они сладко зевают, и их челюсти становятся на место. Одно плохо: иногда две змеи начинают заглатывать какое-нибудь животное с противоположных сторон, а зубы у них так устроены, что выплюнуть добычу обратно они не могут. Когда они доходят до середины, одна змея заглатывает другую. Я знаю много таких случаев.
Она замолчала, а я с недоверием посмотрел на нее, но она даже глазом не моргнула. Правда, у змей нет век.
— А как же змеи передвигаются без ног? — спросил я, решив переменить тему разговора.
— У змеи каждое ребро соединено мышцей с пластинкой. Змея приводит в движение несколько ребер одновременно. Они двигаются вперед, а затем назад, словно весла на лодке, и пластинки, которые с ними связаны, упираются в землю. Вот так змея и ползет. Будут еще вопросы?
— Ну ладно, всезнайка. Некоторые утверждают, что змея — это хвост с головой на конце. Где же, по- твоему, у змеи начинается хвост?
— Сначала идет голова, потом сердце, легкие и желудок. Хвост начинается за желудком.
— Говоря о хвостах: почему хвост гремучей змеи гремит?
— Люди думают, что она гремит хвостом, перед тем как хочет ужалить. Это неверно. Просто чешуя на конце хвоста гремучих змей высокая и гремит, когда змея ползет.
— Какие вы, змеи, однообразные,— поддел я ее.— Ползаете, кусаетесь, шипите и гремите хвостами!
— Ну и невежда вы. Ничего вы не знаете о змеях! — возмутилась Змея.— Так слушайте. Американский бычий уж может издавать шум, напоминающий отдаленный раскат грома, а голос большеглазого полоза похож на звук камертона. Некоторые змеи умеют перелетать по воздуху. Африканские змеи, пожиратели яиц, имеют особые приспособления, которыми аккуратно разрезают яйца птиц на две части. У африканских гадюк на голове рог, у бородавчатых змей туловище похоже на хобот слона. Некоторые змеи постоянно живут в море.
— Сколько на свете змей! — воскликнул я.— А еще есть какие-нибудь?
— Много,— прошипела она,— больше двух тысяч разновидностей. Гадюки-дутыши надуваются как шар и шипят как газированная вода. А слышали вы о гадюке Рассела? Она опасней кобры. Еще есть змея, которую называют «свиное рыло», нос у нее похож на лопату.
— Скажите, пожалуйста, а простые змеи существуют? — спросил я с надеждой.
— А разве я не обычная змея? — удивилась она.— Я плаваю как рыба, меняю кожу, не чувствую боли, не ощущаю вкуса и могу прожить без еды даже несколько лет.
— Ну и последний вопрос,— сказал я.— Есть какая-нибудь польза от змей?
— Еще бы! Мы уничтожаем вредителей, разве это плохо? Известно, что туземцы лечат раны змеиным салом. Из яда некоторых змей делают лекарства. Из нашей кожи изготовляют сумки и туфли. Китайцы настаивают рисовую водку на яде гремучих змей. Говорят, что это вкусно и полезно.
— Спасибо, госпожа Змея, я, пожалуй, пойду,— сказал я, поднимая флейту,— у меня потемнело в глазах от всех этих разговоров о змеях. Боюсь, я тоже начну шипеть как змея.
VII. РЕАКТИВНЫЙ ОСЬМИНОГ
Осьминог устроился возле меня на камне и внимательно наблюдал, как я достаю карандаш и листаю странички блокнота. Он смотрел с завистью и вздыхал.
— Эх, — сказал он,— мне бы ваши десять пальцев. За два ваших больших пальца я отдал бы свою правую руку.
— Подождите, подождите,— засмеялся я,— ведь у вас же кругом руки. Целых восемь штук. Откуда вы знаете, какая из них правая? И потом, зачем вам нужны большие пальцы?
Осьминог попытался хитро подмигнуть, но ему это не очень удалось — ведь у осьминогов нет век. От напряжения он стал еще безобразнее.
— Вы правы, сейчас немножко поздно думать об этом,— сказал он печально,— но несколько миллионов лет назад они были бы очень кстати.
— Несколько миллионов лет назад? — удивленно спросил я.
Осьминог ухмыльнулся.
— Да, всего лишь пятьсот миллионов лег назад, хотя, может быть, я и ошибаюсь на день или два. У вас есть время меня послушать?
Я кивнул, открыл блокнот и приготовился записывать интересный рассказ.
— Ну так вот. Когда мир был еще совсем молод, многие живые существа вышли из моря и поселились на суше. Если б мы в то время оставили море, да к тому же будь у нас большие пальцы на руках, то с нашим умом мы сумели бы править миром. Тогда животные и люди выглядели б совсем по-другому! Представляете себе человека, у которого восемь рук?
— За обеденным столом это бы пригодилось,— засмеялся я.— Ну, а из-за пальцев не огорчайтесь. Зато у вас есть то, чего нет у нас: чудесные присоски на руках.
Осьминог вытянул длинную руку (возможно, это была как раз правая рука) и показал ее мне: на ней в два ряда было расположено около сотни плоских дисков с зазубринами по краям. Осьминог осторожно положил свою руку на мою, и я почувствовал, как присоски, словно липкие пальцы, потащили мою руку к себе. Я попытался освободиться.
Осьминог злорадно усмехнулся.
— Напрасно стараетесь. От меня отделаться нелегко: только если сумеете резко оттолкнуть мою руку. Проще уж отрубить ее.
Он отнял руку, и я облегченно вздохнул.
— Эти присоски — ваше новое изобретение? — спросил я.
— Да как вам сказать,— скромно заметил Осьминог.— Мы ими пользуемся, пожалуй, несколько миллионов лет. А вот ваши два новых изобретения позаимствованы у нас. Это дымовая завеса и реактивный двигатель. Посмотрите!
С этими словами он соскользнул со скалы в море. Вернее, не соскользнул, а прямо-таки стек с нее: ведь у осьминогов нет костей. Для него не составляет труда сделаться тонким, как лист бумаги, и пролезть в любую узкую щель в скале.
Осьминог опустился в прозрачную воду и тут же исчез в плотном облаке коричневато-черной жидкости, которую он выпустил из своего нижнего кармана. Эта жидкость, подобно дыму, расплылась вокруг.
— А теперь я покажу вам свой реактивный двигатель,— сказал он, появившись из-за дымовой завесы.
Осьминог всосал в себя воду, а потом с силой вытолкнул ее.
Я тут же вспомнил, как набирают и выпускают чернила из самопишущей ручки. Он промчался мимо меня, словно снаряд, выпущенный из пушки; его длинные руки были прижаты к телу, и он пользовался ими, словно рулями.
Внезапно Осьминог увидел краба и, выбросив одну из своих длинных рук, быстро схватил его. Он кинул краба в рот, похожий на клюв попугая, и я заметил шершавый, как напильник, язык.
— Смотрите, еще один! — крикнул я.
Осьминог схватил и второго краба, но есть его не стал. Он облил его какой-то жидкостью, и краб замер. Мой знакомец положил краба у входа в свое логово про запас. Там уже громоздилась целая груда пустых ракушек от устриц и мидий и легкие панцири крабов. В одной из раковин еще сидела живая устрица,
