ему подозрительным. Мы могли бы еще что-то предпринять — только наши действия были ненужными, тщетными. Успехи Риоза были подозрительны. Поэтому он был отозван, обвинен, осужден и казнен. Таким образом Академия снова победила.
Видите — получается, что нет такого стечения обстоятельств, при котором Академия не выиграла бы. Это было неизбежно — что бы ни предпринял Риоз, что бы ни предприняли мы.
Магнат Академии самодовольно кивнул.
— Неплохо. Только вот… А если бы Император и генерал были в одном лице? А? Что тогда? Этой ситуации вы не учли, поэтому я считаю, что вы меня не убедили.
Барр пожал плечами.
— Да я и не пытался что-то доказать. Я не знаю математики и не могу подкрепить свои доводы математическими выкладками. Я говорю только о том, что подсказывает мне здравый смысл. При том, что в Империи каждый аристократ, любой мужчина в расцвете сил, всякий уважающий себя разбойник мечтают только о том, как бы поскорее забраться на трон, — и как говорит история, мечты эти далеко не всегда бесплодны — что бы случилось даже тогда, когда сильному Императору пришло в голову затеять заграничную войну на дальнем краю Галактики? Как долго он мог бы отсутствовать в столице, пока там дело не дошло до гражданской войны и он вынужден был бы вернуться домой? Нет, социальная ситуация в Империи не позволила бы ему отлучиться надолго!
Однажды я сказал Риозу, что вся мощь Империи бессильна против мертвой руки Гэри Селдона.
— Хорошо, хорошо! — Форрел был явно доволен. — Следовательно, вы утверждаете, что Империя больше никогда не станет нам угрожать?
— Похоже, что так, — развел руками Барр. — Честно говоря, Клеон вряд ли протянет больше года, после чего неизбежно встанет вопрос о праве на престол, что будет означать последнюю гражданскую войну в истории Империи.
— Ну, что ж, — прищурившись, проговорил Форрел, — получается, что врагов больше нет?
Барр задумался.
— Существует Вторая Академия.
— На другом краю Галактики? Исключено.
В это время Деверс резко обернулся и угрюмо уставился на Форрела.
— Думаю, у нас достаточно врагов у себя дома.
— Да? — искренне удивился Форрел. — Кто же это, если не секрет?
— Например, люди, которые делают вид, что за мир и благосостояние всех, а сами только и делают, что следят, как бы чересчур много прибыли не скопилось в руках у тех, кто создает это благосостояние. Улавливаете?
Взгляд Форрела постепенно утратил благодушие и встретился с открытым, гневным взглядом Деверса.
Часть вторая
Мул
Глава одиннадцатая
Молодожены
Мул… Как ни парадоксально, о «Муле» известно меньше, чем заслуживает фигура такого масштаба в истории Галактики, даже период его высочайшей славы известен нам в основном по свидетельствам его противников и в особенности из записок молодой женщины, жены…
Хейвен произвел на Байту удручающее впечатление. Муж показал ей его солнце — тусклую звездочку, потерянную в пустоте пространства на далекой окраине Галактики. Плотные звездные скопления остались позади — только одинокие лучи рассеянного света озаряли мрак. Но даже среди своих многочисленных соседей Хейвен был тускл и непривлекателен.
Торан прекрасно понимал, что в качестве прелюдии к будущей семейной идиллии красный карлик выглядел мало впечатляюще. Он смущенно улыбнулся.
— Конечно, Бай, обмен неравноценный. После Академии выглядит не очень, правда?
— Это ужасный обмен, Торан. Лучше бы мне было не выходить за тебя.
Но, заметив, что лицо мужа моментально стало обиженным, не дав ему обидеться окончательно, она проговорила особым «уютным» голоском — так, как умела только она:
— Ну, что ты, глупыш! Сейчас ты оттопыришь губу и станешь похож на умирающую утку, а потом уткнешься мне в плечо, а я поглажу тебя по головке, вот так… Боже, как током от волос бьет! А ты, конечно, ждал, что я буду в восторге, да? Ты думал, я скажу: «Тори, с тобой — хоть на край света» или «Милый, где угодно — хоть в пустоте, среди звезд — лишь бы с тобой». Ну, признайся!
Ее указательный палец коснулся носа мужа, и она вовремя отдернула руку, а то бы Торан точно укусил ее.
Он обиженно проговорил:
— Ну, а если я сдамся и признаюсь, что ты права, ты ужин приготовишь?
Она ласково кивнула. Торан улыбнулся в ответ.
По большому счету, красавицей она не была — он это понимал. Это было видно с первого взгляда. Волосы у нее были темные, блестящие и густые, хоть и невьющиеся, рот немного великоват, но тонкие, дивно очерченные брови отделяли прекрасный, мраморно-белый лоб от теплых, всегда улыбающихся карих глаз.
А за тщательно выстроенным и упорно охраняемым фасадом практичности, не романтичности, житейской расчетливости таилось маленькое озерцо нежности, которое ни за что бы не вырвалось наружу, если бы вы попытались добиться этого силой, а только тогда, когда вы знали, как этого добиться — а вы бы и не почувствовали, что чего-то добивались.
Торан еще немного посидел у пульта управления, хотя делать там было абсолютно нечего, и решил отдохнуть. Оставался еще один межзвездный прыжок, потом еще несколько миллимикропарсеков «по прямой», и только потом потребуется ручное управление. Он запрокинул голову назад и повернулся в кресле, пытаясь разглядеть через приоткрытую дверь хозяйственного отсека, что там делает Байта. Она доставала с полок контейнеры с едой.
В его отношении к жене была едва заметная доля самодовольства. Нечто вроде удовлетворенного самолюбия человека, который добился желанного успеха после трехлетней борьбы с собственным комплексом неполноценности.
Как бы то ни было — он был провинциалом, и не просто провинциалом, а сыном отставного Торговца. А она была из самой Академии. Мало того — ее родословная прослеживалась до великого Мэллоу…
Он все время побаивался этого путешествия. Везти ее на Хейвен — в скалистый мир с пещерными городами — было рискованно. Заставить ее столкнуться с извечной враждебностью Торговцев к Академии — враждебностью крестьян к горожанам — было еще рискованнее.
И все-таки после ужина — последний прыжок!
Звезда Хейвена горела недобрым тускло-алым светом, а вращавшаяся вокруг нее планета светилась бледно-розовым румянцем, поскольку окружавшее ее кольцо атмосферы поглощало свет звезды. Половина планеты покоилась во мраке, Байта склонилась над большой голографической картой участка космоса, испещренной паутиной пересекающихся линий. В центре их сплетения мерцал Хейвен. Подперев щеку
