За три дня до того, как он прострелил башку тому мужику с бензоколонки, она наотрез отказалась вылезать из машины, она решила ездить с ним повсюду, а потом захотела, чтобы он ее трахнул. Они были на заднем сиденье.
– Не хочешь меня отыметь?
– Не здесь. Тут слишком тесно.
– Хватит глупости болтать. Вон сколько места.
– И потом, мы же здесь спим.
Они спали там, потому что в гостиницы их еще не пускали. Ее, возможно, и пустили бы. Но он смотрелся даже младше, чем она.
– Все на свете трахаются там, где спят.
– Я – не все на свете.
Так он решал проблемы, когда чувствовал, что они появляются. Потом между ними уж точно ничего не было. Тем дело и кончилось.
Он говорил как киноактеры, хотя на самом деле редко ходил в кино. У него все было по-другому. Ведущие телепрограмм потом сделали из него телевизионного маньяка. Они показывали куски из фильмов и говорили: вот откуда все пошло. Ну, это уж точно вранье. Мой брат был не из тех психов, которые повторяют все, что видят на экране. У моего брата был пистолет, и он замочил двух мужиков, которых, возможно, действительно стоило замочить. Да уж, он был жестким парнем, но вот маньяком он не был.
Я пытался объяснить это маме, но она предпочитает верить тому, что говорят по телику. Даже она, его родная мать! Она совсем сдвинулась. С ней невозможно стало разговаривать. С другой стороны, это и понятно. Когда она выходила на улицу, люди шептали: смотри, вон идет мать ангела смерти. Телевизионщики так его прозвали, потому что красив он был офигительно. Когда его фотографию поместили в газетах, девчонки с ума посходили. Письма приходили мешками, я все еще храню их. Любовные письма и всякое такое. Писали ему и парни, совсем уже психованные, только эти письма я выбросил.
Он про это ничего не узнал. Когда начали приходить письма, он был уже мертв.
А ему все еще пишут. Словно какому-нибудь привидению. Обо всем ему рассказывают.
Ей тоже пишут, так она мне сказала.
Она хотела стать певицей.
– Зачем ты таскаешь с собой эти мешочки? Что в них?
– Чечевица.
– Чечевица?
– Ну да, это хорошее упражнение. Я глотаю горстку, и это расширяет мой голосовой диапазон. Петь ведь нужно животом!
– Чечевица для голоса? Никогда о таком не слышал.
– Есть многое, о чем ты никогда не слышал, сеньор убийца, – например, о том, как трахаться. Спорим, ты даже не знаешь, что это такое.
– Или, например, как палить в упор по девчонкам. То, что я этого никогда не делал, совсем не значит, что у меня не получится.
По правде говоря, ему не очень-то нравилось, когда к нему вот так цеплялись.
Думаю, она тогда здорово испугалась. Она мне говорила, что ей это казалось смешным, но я уверен, что ей с ним было страшно.
Не всегда, конечно.
3
Мы всегда проводили лето на море. Каждый год. Он это дело ненавидел. Да нет, не море: ему нравилось смотреть на воду и купаться в одиночку, уже в темноте. Он ненавидел пляж. Парней, которые пытаются снять тёлок на пляже. Сама идея пляжа выводила его из себя. Не знаю, правильно ли я выражаюсь насчет идеи, но думаю, вы поняли, что я хочу сказать. По телику пусть болтают что угодно, но только парни ему никогда не нравились. Он ненавидел почти все, что другие ребята, в общем-то, должны любить: велосипеды, виндсерфинг, большие сиськи, пляж. Он не хотел ниоткуда прыгать и залезать на всякие вершины тоже – просто хотел, чтобы его оставили в покое. Возможно, он все-таки был пед. Откуда мне знать? Тоже мне, нашли эксперта. Я к педам хорошо отношусь. Я вообще ко всему хорошо отношусь.
Вот он – другое дело.
– Ты что, так и будешь целый день дурака валять?
– Отстань от меня, что я, по-твоему, должен делать? Я пришел на пляж. Вот я здесь лежу – такое у меня занятие. А ты чем таким важным занимаешься?
– Я читаю.
– Тоже мне дело.
Имейте в виду, я тогда был совсем маленький. Теперь я читаю много.
– Тебе сейчас этого не понять, но читать – это самое лучшее. Телевизор – тоже неплохо, особенно фильмы: «Даркман», «Тельма и Луиза»[4]… Ты же знаешь, я просто тащусь от «Терминатора», от первой части, вторая – полное дерьмо, только чтение – это совсем другое дело, а может, вовсе и не другое… сложно как-то получается.
Меня страшно бесило, когда он сначала пускался в рассуждения, а потом так все запутывал, что и не
