– Я понимаю, о чем ты думаешь, но его не стали бы сажать в тюрьму навсегда. Он был знаменитым.
Мы встретились, чтобы вместе пообедать, но ела только она. Я выпил столько пива, что в конце уже не знал, что говорю. Не знал, что сам говорю, и уж конечно не знал, что говорит она.
– Говорят, в Японии обожают такие вещи. Я не способна никого убить, но они этого не знают. Для них я нечто вроде смертельно опасного европейского подростка. А на этом можно заработать кучу денег. Для меня деньги не значат ни черта, но я хочу путешествовать, хочу оказаться как можно дальше от этого урода с его затрещинами, и от физиономии моей матери, и всего того говна, в котором я жила до того, как он вырвал меня с корнем – будто здоровый зуб из гниющего рта.
– У тебя тут куча писем.
Она достала полиэтиленовый пакет и перевернула сто над столом. Там были сотни писем. У меня дома были такие же пакеты. В мире есть множество людей, которые скорее предпочтут разговаривать с незнакомцем или даже с призраком, чем вообще ни с кем не разговаривать. Она разговаривала со мной.
– Тебя водят к психиатру?
– Да, начали пару недель назад, но я там мало что рассказывал, поэтому мне дали месяц отдыха. Скоро опять начнутся сеансы. Мне еще сказали, что, если мне не нравится этот доктор, мне найдут другого.
– Мне тоже так говорили, но я продолжаю ходить к тому же самому. Я просила, чтобы его сменили, чтобы дали женщину: есть вещи, которые я не могу рассказать бородатому мужику.
– У него что, борода?
– Да, огромная бородища, и вообще он похож на медведя. На больного медведя.
Не знаю почему, но я подумал, что, если бы у моего психиатра была борода, все сложилось бы лучше.
Я наугад вытащил письмо из кучи, как в телевикторине.
Мужчина, который его написал, был полной свиньей, он хотел выдать себя за подростка, но по всему было видно, что ему, по меньшей мере, лет пятьдесят.
– Это противно. У тебя таких много?
– Есть и такие. Один даже прислал мне фотографию своего хрена. Я ее выбросила, да и смотреть там было особенно не на что.
Я попросил еще пива. Мне не нравилось, что она так говорит, на самом деле это была очень чистая девушка.
– Ты не должна была позволять, чтобы с тобой обращались по-свински, не должна была позволять себя лапать. Держись подальше от их потных лап, и от их свиных морд, и от их грязных мыслишек, и особенно – от их грязных хренов.
Думаю, я тогда уже сильно напился.
– Сваливай в Японию и не возвращайся никогда. Японцы – славные люди и совсем тебя не знают. Чем меньше тебя знают, тем меньше тебе могут навредить. Поскорей сваливай в Японию и забирай свои идиотские письма.
Я расплакался, но тут же перестал и сделал вид, что ничего не произошло. Я с девяти лет не плакал. Ей было и страшно, и интересно. Она была необыкновенно красива и посреди пустого ресторана показала мне свои маленькие груди, а я был пьян, и плакал, и был девственником, и мой брат был убийцей, к тому же мертвым убийцей, и все это вместе было уж слишком.
– Ты в порядке?
– Нет, не очень, я никогда не поеду в Японию и вообще никуда не поеду.
Она провела рукой по моим волосам, как гладят ребенка или собаку.
– Не говори так. В наши дни любой может поехать в Японию, это даже не очень далеко.
Я допил пиво и свалил. Даже не попрощался. Просто взял и вышел, прямой, как телеграфный столб.
Если это не так далеко, то мне и ехать туда не хотелось.
Все самолеты мира
50
Однажды он записал на свой магнитофон голос сумасшедшего. Слова сумасшедшего:
–
Потом было много шума, кто-то жал на клаксон почти десять минут не переставая, думаю, это был владелец машины, которую заперли во втором ряду.
Потом два мальчика разговаривали в парке – мне кажется, это был парк, потому что на заднем плане было слышно, как кричат и играют другие дети:
