змейка. Один ее конец остался в дереве, другой упал на траву.
Митька перепугался. С минуту он молча глядел на изломанный бурав, а затем побежал к своей избе, воровато оглядываясь.
Кузяха попытался было вытащить оставшийся в Дереве стальной кусочек, но бесполезно! Бурав засел плотно, как забитый гвоздь.
Осип громко чихнул. Это муха, будь она неладна, забралась к нему в волосатую ноздрю. Словно стая спугнутых воробьев, разлетелись ребята по сторонам. Неровен час, попадет от прохожего. Вот ведь что вышло: Митька набедокурил, а они отвечай.
А Осип, повернувшись на другой бок, так храпел, что листья колыхались на нижних ветвях вяза, в тени которого лежал веселый прохожий.
Когда Коля и Андрюша явились домой, мать встретила их встревоженно:
– Отец уже дома, – шептала она, – я так боялась, что он увидит вас в деревне.
Отец, конечно, заметил бы их, если бы возвращался домой обычной дорогой. Но он завернул по пути к Тихменеву и въехал с ним с другого конца села. Теперь он сидел со своим приятелем за столом, уставленным бутылками и закусками.
До Коли отчетливо доносился пьяный голос Тихменева:
– Он бежать – они за ним! Он остановится – и они встанут. А тут, понимаешь, эта глупая баба. Всю музыку испортила, проклятая!
– Нашел, чем похваляться, басурман! – возмутилась няня. – Ведь чуть душеньку детскую не загубил, изверг!
– О ком ты это, нянюшка? – спросил Коля.
– Известно, о ком, – хмуря брови, ответила няня, – о Тихменеве-барине, ни дна ему, ни покрышки.
И она поведала Коле страшную историю. Несколько дней назад Тихменев заметил, что у одной собаки подбит глаз. Он разгневался, вызвал доезжачего:
– Кто изувечил Налета?
– Петька! Камнем случайно зашиб!
Призвали виновника – дворового мальчугана Петьку.
– Ты подбил?
От испуга у мальчика язык отнялся. Ни слова не мог сказать в свое оправдание.
Наутро собрался Тихменев в поле. Велел и Петьку с собой взять. Посредине поля приказал он раздеть мальчугана догола. А когда раздели, крикнул:
– Беги!
Петька побежал что есть духу к дому.
– Спускай борзых! – скомандовал псарям Тихменев.
Собаки с диким лаем бросились за убегающим. Но голодные и злые псы куда лучше своего хозяина оказались. Они догнали Петьку, спокойно обнюхали его и легли на землю.
Подскакал разъяренный Тихменев, замахал плеткой, закричал:
– Беги!
Петька опять кинулся к деревне. Собаки за ним. Догнали – и снова не трогают.
Тут откуда ни возьмись, Петькина мать. С плачем добежала она до сына, окруженного собаками, закрыла его своим телом. А к вечеру несчастная женщина лишилась рассудка. Бегала по деревне и истошно голосила:
– Миленькие! Спасите! Сыночек погибает!..
С содроганием слушал Коля нянин печальный рассказ. Бедный Петька! Несчастная женщина, сошедшая с ума! На самого бы Тихменева собак напустить. Верно про него няня говорит: изверг!
…К концу дня погода неожиданно испортилась: резко похолодало, небо потемнело. Из низких, быстро несущихся туч полил мелкий надсадный дождь. Совсем как осенью.
– Теперь на целую неделю зарядил, – сказала няня, – то-то у меня с ночи поясница ныла.
Набросив на себя пальто, Елена Андреевна вышла на балкон. Рядом с ней Коля. Молча облокотились они на перила и глядели сверху на протянувшуюся вдоль забора дорогу. Сыро, грязно, холодно, а люди идут и идут. С лопатами за плечами, гуськом, скользят по глинистой почве копатели канав. Прикрывшись рваной рогожей, с сучковатым подожком в руке плелся древний нищий старик по прозвищу Ваня Младенец. Вот он остановился около помещичьего дома, глянул на окна, хотел, видимо, свернуть к воротам, но, безнадежно махнув рукой, пошел дальше.
Торопливо пробежал в сторону псарни староста Ераст в высоких кожаных сапогах.
Некоторое время дорога была пуста.
– Не пора ли нам спать, мой мальчик? – заботливо спросила мать. Она поцеловала сына в лоб и, обняв за шею, медленно направилась с ним к двери. Но в это время из деревни донесся глухой звон железа. Нет, это не из кузницы: она в другой стороне. Этот звон возник где-то около избы Ераста.
– Несчастненьких гонят! – с дрожью в голосе произнесла мать.
Коля обернулся. Из-за угла, со стороны деревни, показалась нестройная толпа людей. Впереди ехал на пегой грязноватой лошади толстый, с громадными усами человек в шинели. Вокруг толпы, покачиваясь,