– Какое там! – хмуря брови, протянул Николай. – Математика.
– Беллявена?
– Она самая.
– Я вижу, вы не очень-то любите математику?
– А кто ее любит? – безнадежно махнул рукой Николай. – Может, вы?
Юлечка закачала бантиками:
– Угадали, угадали! Я так ее люблю, что готова бежать от нее за тридевять земель.
– Это серьезно? – Николай искренне обрадовался. – У вас по алгебре тоже единицы?
– Ой, что вы! – замотала головой Юлечка. – Единицы? Я с ума сошла бы от отчаяния.
– А я вот не схожу, – помрачнел Николай. – Кол не так уж страшен. У нас в гимназии к нему привыкли… Все!
– Все? И Мишель тоже?
Опять Мишель! Уж не сказать ли Юлечке, чтобы она его так больше не называла?
– Нет, он у нас Пифагор, – поддержал Мишкину честь Николай, – любую задачу мигом решит.
Лукаво покосившись, Юлечка вдруг спросила:
– А не доводилось ли вам, господин Некрасов, видеть в одном старинном журнале такую картину: стоят по разные стороны забора кавалер и барышня, беседуют, наверное, уже битый час, и никак не догадаются, что удобнее им разговаривать на одной какой-либо стороне?
– Что-то я такой картины не видел, – простодушно ответил Николай.
– Ой, какой вы недогадливый, – укоризненно закачала головой Юлечка. – Следовало бы вам понять, что я любезно приглашаю вас пробраться в наш сад.
Николай изумился:
– Через забор?
– Что, боитесь костюмчик порвать? Дома бранить будут?
Эге! Юлечка-то, оказывается, не такая уж безобидненькая, как думал Николай прежде. Он бросил книгу на траву и, уцепившись руками за доски, приготовился перемахнуть через забор.
– Ой, господин Некрасов! – испугалась Юлечка. – Вы ведь и в самом деле прыгнете… Сюда, сюда идите! – она, потянула Николая за плечо, осторожно отодвинула в разные стороны две старые доски. Теперь, правда не без труда, можно было пробраться в соседний двор.
– Пожалуйте, господин Некрасов! – и Юлечка грациозно сделала реверанс.
Но Николай не решался. Лезть в чужой сад? Словно мальчишка, почти на животе?
– Что же вы медлите, господин Некрасов? Я жду.
Эти слова прозвучали, как приказание и, согнувшись в три погибели, Николай перебрался на другую сторону. Рубикон был перейден!
– Поздравляю, поздравляю! – весело восклицала Юлечка. – Вы совершили героический подвиг. Жаль, нет у меня лаврового венка, чтобы украсить ваше чело. Даже дубовый не могу предложить. Хотите липовый? – она протянула руку к низко нависшей над забором ветке. – Чем липа хуже? Не понимаю.
– Я тоже, – шутливо поддержал Николай. – Из нее великолепные лапти плетут. В них куда как удобно!
– Можно подумать, что вы и сами не прочь в лапоточках пощеголять. По Дворянской улице. Ха-ха-ха! – весело смеялась Юлечка. – Представляю себе, отлично представляю: господин Некрасов в парадном мундире и липовых лапотках!
Лукавые искорки так и мелькали в глазах Юлечки. Поддаваясь ее настроению, Николай быстро освободился от охватившего было его чувства неловкости. Он все больше настраивался на тот задорно- игривый лад, который создавала своей милой болтовней Юлечка.
– А вы слышали, как в деревне про лапти поют? – спросил он, и когда Юлечка отрицательно покачала головой, топнул ногой, подбоченился и негромко пропел:
– Браво, браво! – захлопала в ладоши Юлечка и повела гостя по саду. Шла она впереди, заложив маленькие ручки за спину, словно придерживая красивую, туго заплетенную косу с голубым бантом.
Юлечкин сад был обширнее, чем у Златоустовских. Росли в нем редкие для Ярославля деревья – лиственницы, кедры, пирамидальные тополя. Вдоль дорожек застыли беломраморные Зевс-громовержец, Аполлон – покровитель искусств, Фемида – защитница правосудия, Диана – богиня охоты с колчаном и стрелами. Могучий Геракл разрывал цепи на своей груди, горные орлы клевали сердце Прометея, похитившего огонь у богов.
Да, хозяева сада высоко ценили искусство. По всему видно. Не то, что Мишкин отец.
В самом конце сада свисали с перекладины длинные веревки. Качели!
– Хотите покататься? – спросила Юлечка. – Не боитесь?
Чего тут бояться! Николай не из робкого десятка. Эти качели – детская забава. Вот если бы «гиганты», как на ярмарке.
– Давайте вместе, – предложил Николай.
