Я: Мне на прошлой неделе дали американский диск «Студжес».
Он: Да? Ну и как?
Я: Хороший. Но первый был лучше.
Пауза. Поглощаются остатки эклера.
И так далее, пока я не заметил наконец, что девочка в розовом наблюдает за мной. Когда я посмотрел на нее, она выдержала мой взгляд, и я, опустив глаза, в поисках спасения повернулся к Дэмиену. Но он исчез. Я остался один, и девочка в розовом направилась ко мне. Она держала бокал, наполненный прозрачной жидкостью, наверное лимонадом. Пока она шла, я смог получше ее разглядеть. В ее лице были интеллект и прямота, лишавшие меня мужества. Я переминался с ноги на ногу и озирался по сторонам до тех пор, пока она не приблизилась вплотную так, что смотреть в сторону стало невозможно.
– Ты разве не узнаешь меня? – спросила она, подойдя так близко, что я почувствовал запах ее туалетного мыла: нечто лимонно-цитрусовое. У нее был низкий уверенный голос, в котором, тем не менее, угадывалась уязвимость.
– А что, должен? – смутившись, я ответил грубее, чем хотел.
– В бассейне, – сказала она. – Я – Брюшко-хлопушка.
Брюшко-хлопушка? Я внимательно смотрел на нее, судорожно пытаясь вспомнить. И вдруг понял, что она симпатичная, – в нестандартном, неожиданном стиле. Плохо подстриженные иссиня-черные крашеные волосы, неумело наложенная косметика, вокруг бледных нежных губ – остатки рыбного рулета. Но черты лица – правильные, симметричные, тонкие, моя мать назвала бы их «задорными», а сам я в более зрелом возрасте охарактеризовал бы как «мальчишеские». Что-то в ней мне сразу понравилось, и от этого я еще больше напрягся. И тут же прыснул с набитым ртом, плюнув на ее левое плечо эклерными крошками.
Вспомнил! По субботам я ходил в бассейн. Пару недель назад нас учили нырять, а у этой девочки ничего не получалось. Каждый раз, когда она забиралась на бортик, ее лицо принимало решительно-собранное выражение. Она наклонялась, сгибала колени, выпрямляла руки. А потом – плюх. Она прыгала в воду животом, хлопая по поверхности, как булыжник, волны расходились по всему бассейну. Остальные, включая меня, тряслись от хохота, но она не сдавалась. Снова и снова – поднималась на бортик и плюхалась в воду в своей неуклюжей, неправильной манере, слыша взрывы хохота вокруг. Она продолжала, без особого успеха, пока нам не надоело и мы не перестали обращать на нее внимание. После этого ей дали прозвище «Брюшко-хлопушка», которое она приняла, невозмутимо пожав плечами.
Девочка в розовом с насмешливым, заинтересованным, острым взглядом и была той самой ныряльщицей. Брюшко-хлопушка. Я чувствовал, что она ищет на моем лице признаки злой насмешки, пытаясь одновременно смахнуть смуглой рукой крошки с платья. Но ничего, кроме искреннего веселья и удивления, я не испытывал.
– Извини. Я не хотел…
– Не хотел смеяться? Или не хотел меня испачкать?
– Ну, ни того, ни другого. Наверное.
Она поправила правой рукой неровно подстриженные волосы, словно старалась получше разглядеть меня сквозь кривую челку. А потом, к моему удивлению, опустила руку, протянув мне ладонь. Поняв, что она ждет рукопожатия, я обежал взглядом комнату, надеясь, что никто на нас не смотрит. Жест казался нелепым, однако вид у нее был серьезнее некуда. Я взял тонкие пальцы, почувствовал, какие они удивительно теплые, и попытался как можно скорее отпустить. Но она задержала мою руку. Я потянул – не вышло. Она перевернула мою ладонь и стала внимательно разглядывать.
– У тебя очень длинная линия жизни.
– Спасибо.
– А линия любви выражена слабо. И очень извилистая. Мне она не нравится.
– Можно мою руку?
– Очень непокорная ладонь.
Я нетерпеливо отдернул руку. Мне и в голову не пришло, что со мной заигрывают. Я просто решил, что девочка в розовом умеет гадать. Ее не смутило мое поспешное бегство, она только улыбнулась, слегка пожав плечами. Отхлебнула из бокала. Я вдруг почувствовал жажду.
– Можно мне немного твоего лимонада?
Она изогнула брови.
– Это не лимонад.
– Ну, крем-соды. Или что там у тебя. Я страшно хочу пить.
– Это водка.
– Что?
– Попробуй. – Она протянула бокал к моему лицу.
Почувствовав запах алкоголя, я отвернулся.
– Нет, спасибо. Я хотел лимонада.
– Ты не спросил, как меня зовут.
– Не спросил.
– Кэрол. Кэрол Мун.
– А… Ясно.
Было бы неверно сказать, что я вдруг растерял все свои социальные навыки; тогда, в тринадцать лет, у меня их просто не было. Но я достиг возраста, когда неожиданно осознаешь их необходимость. Прежде, в детстве, я мог не корректировать свое поведение и быть самим собой, не боясь стать отверженным. Я впервые столкнулся с необходимостью поддерживать разговор, и это оказалось непросто. Надвигающаяся угроза молчания сподвигла меня на неуверенную попытку завязать беседу.
– Так ты Брюшко-хлопушка?
– Да.
– Научилась все-таки нырять?
– В общем, нет. Нет.
– Это сложно, правда?
– Да нет. Просто у меня не получается. Я не очень спортивная.
Думаю, если потренироваться, рано или поздно… Ну, сама понимаешь.
Она махнула рукой, очевидно желая сменить тему.
– А как тебя зовут?
– Дэнни Сэвидж. Я в одном классе с Шерон.
– Дэнни Сэвидж. Наслышана о тебе.
Она произнесла это так, что я покраснел. К тому же, разговаривая, она буквально не отводила взгляда, и это меня смущало.
– Правда? – промямлил я.
– У тебя очень сексапильные ноги, как мне сказали.
Она засмеялась. Громкий, откровенный смех резко контрастировал с заговорщическим тоном ее низкого голоса. Я растерялся.
– Знаешь, а ведь это правда, – продолжила она, отсмеявшись. – Я видела в бассейне. Очень красивые ноги. Длиннее, чем можно было бы ожидать.
– Спасибо, – сказал я, глядя в пол.
– Ты легко смущаешься.
– Да?
– Вот видишь. Опять покраснел. Мне это нравится.
– Тебе бы понравилось, если бы я обсуждал
– Не знаю. Не думаю, что я была бы против, – ответила она игриво, а потом посмотрела вокруг, как будто ей вдруг надоело болтать со мной.
– С кем ты разговаривал, пока я не подошла?
– Ты о Дэмиене Купере?
– Наверное. Толстяк с большим носом.