схватился за седло и подтянулся. Левая рука не работала. Не было времени обращать на это внимание. Уцепившись правой рукой, он с трудом перекинул ногу и рухнул в седло.
Господи, какая слабость. Одежда была мокрой от пота и крови, но его трясло от холода. Он знал, что это означало большую потерю крови.
О возвращении в Бостон не могло быть и речи. Сейчас никому нельзя доверять. Он мог обратиться только к одному человеку. Джон из последних сил натянул поводья и вонзил шпоры в бока лошади. Она помчалась во весь опор.
Солнце еще не встало. Почему же было уже так жарко? Войдя в конюшню, Бэнни почувствовала, что рубашка прилипла к ее спине. Она не любила вставать так рано. Но ей хотелось сделать самую тяжелую работу до наступления невыносимой жары. В конюшне стояли только те пять лошадей, которых ее братья не взяли с собой.
С наступлением войны дела в таверне пошли хуже. Никто не путешествовал, за исключением случаев острой необходимости. Но Бэнни это нравилось. В «Дансинг Эле» каждый день собирались завсегдатаи поговорить о том, о сем. Правда, дохода теперь с трудом хватало, чтобы прокормить тех Джоунзов, которые остались в Нью-Уэксфорде. Ей потребуется не много времени, чтобы отвести лошадей на пастбище около леса.
Животные, казалось, обессилили от жары, и даже не шевельнулись, когда она вошла в конюшню. Они неподвижно стояли, отмахиваясь хвостом от надоедливых мух. Она подошла к Паффи, провела рукой по ее хребту и вывела из конюшни. Затем она вернулась за другой лошадью. Бэнни уже выводила ее из стойла, как вдруг раздался слабый стон. Она не поверила своим ушам. Может быть, кошка?
Еще один стон, низкий, явно человеческий. Бродяга? Грабитель? Оружие… Ей нужно было чем-то защищаться. Присмотревшись, она увидела в углу груду инструментов. Около стены стоял топор. Снова было тихо. Она старалась не выдать себя неосторожным движением и осторожно прокралась в угол. Топор был большой и тяжелый. Бэнни легко подняла его, благодаря Бога за то, что не была похожа на свою хрупкую мать. Она медленно приблизилась к стойлу, откуда доносились звуки.
– Джон!
Топор выпал у нее из рук. На охапке соломы она увидела своего друга. Глаза его были закрыты, левая рука неподвижно лежала на поясе.
– О, Господи, Джон.
Она бросилась к нему и опустилась на колени. На нем был непривычный наряд, и хотя одежда превратилась в лохмотья, было видно, что она дорогая.
– О, Боже!
Он не шевелился. Бэнни дотронулась до его щеки:
– Джон, – повторила она. Лэйтон приоткрыл глаза.
– Бесс, – прохрипел он. – Я нашел тебя.
– Что случилось?
– Ранен.
– Не шевелись. Я схожу за помощью.
– Нет, – он с трудом поднял палец, – меня… арестуют.
Да. Они сделают это. Раненый английский солдат достойная добыча для любого поселенца. Он посмотрел ей в глаза; в его взгляде были страдание и мольба.
– Помоги же мне.
– Я не знаю, как.
– Вытащи пулю.
О, Господи, в него стреляли! Но она не сможет сама вытащить пулю. Надо сходить за кем-нибудь. Если даже его арестуют, он останется жив.
– Я не могу.
– Можешь, – он слабо улыбнулся. – Ты все можешь, Бесс. Они убьют меня.
– Хорошо.
Что надо делать? Ей нужны ножницы, вода, бинты. Что еще?
– Держись, Джон. Я сейчас вернусь.
Он не ответил, и ей стало страшно:
– Ты слышишь меня, Джон? Не умирай, подожди меня, – ее голос дрогнул. – Ты не можешь умереть рядом со мной!
– Да, да, – прошептал он.
Помедлив секунду, она выбежала из конюшни. Его можно было оставить здесь. Сюда никто не заходит. Ей нужно было вывести лошадей в поле, пока не появился отец. Слава Богу, ни Исаак, ни ее отец не любили рано вставать. Ее мать, конечно, уже поднялась, но она не пойдет в конюшню.
Бэнни не могла возвратиться домой. Все равно нельзя было ничего вынести из дому, чтобы мать не заметила. Она пошла к мастерской Брэндана, надеясь, что тут найдет все, что нужно. К счастью, никто не встретился ей по дороге. Она засунула в мешок все, что могло пригодиться, и вышла.
– Бэнни!
Голос отца раздался, когда она уже почти миновала «Дансинг Эль». О, Господи, этого только не хватало. Элизабет замерла, закрыв глаза, и глубоко вздохнула.
