– Да?
– Конечно. Я улыбаюсь не им, а ему.
– Кому?
– Лейтенанту Лэйтону.
На лице Брэндана появилась грустная и чуть насмешливая улыбка.
– Ах, Элизабет, Элизабет. Мне казалось, что ты, как никакая другая девушка, свободна от чар таких мужчин как он: с сильным телом, красивым лицом и пустой головой. Я думал, что ты способна оценить более утонченных представителей мужского пола.
– То есть мужчин, похожих на тебя?
– Правильно.
Она рассмеялась и потянулась к оловянной кружке:
– Налить тебе что-нибудь выпить?
– Зачем ты спрашиваешь? Неужели я мог бы сказать «нет»?
Она щедро плеснула в его кружку крепкого сидра.
– Да нет, не то, чтобы этот парень мне действительно интересен, но как ему не улыбнуться? Он такой счастливый.
Брэндан взял бутылку рома и добавил изрядное количество в сидр.
– Счастливый? Ты так думаешь? Он сделал большой глоток.
– Ты считаешь, что все так просто? Счастлив и все.
– Да, – убежденно ответила она.
– Может, ты и права.
Элизабет налила себе сидра и облокотилась на стол, пристально вглядываясь в лицо Брэндана. Из всех братьев он был наиболее близок ей, может быть, потому что оба они отличались от остальных Джоунзов.
– Мне очень жаль, Брэндан. – Она провела пальцем по ободку своей кружки. – Я имею в виду то, что папа сказал насчет твоего рождения.
Брэндан сделал еще один глоток.
– Ничего нового в этом не нахожу, Элизабет.
Он был прав. В семье Джоунзов о мужчине судили по его размерам и силе. Брэндана нельзя было назвать маленьким и слабым, но он был худоват. И никто из домашних, кроме что разве матери и сестры, не ценили его ясный ум. Бэнни знала, что он очень хотел учиться в Гарварде, попробовать свои силы там, где, как и он, любили думать, анализировать, узнавать новое. И даже если бы у них было достаточно денег, чтобы послать его туда, отец бы этого никогда не сделал, так как Кэд Джоунз считал мыслительную деятельность пустой тратой денег и времени: человек должен работать, заниматься настоящим нужным делом, а не бить баклуши за письменным столом.
– Я согласна с тобой, – сказала Бэнни и мягко добавила:
– Но все же…
– Не обращай внимания, Элизабет. Эту рану так часто тревожат, что я уже не чувствую боли.
– Я только хотела бы, чтоб отец… Ну, я не знаю. Чтобы он перестал думать, что ты во всем должен походить на него.
– Он не изменит своего мнения. Я уже давно не надеюсь на это. – Брэндан улыбнулся и пристально посмотрел на нее:
– Оставь-ка свои отвлекающие маневры. Лучше скажи прямо: тебя действительно интересует этот верзила?
– Я бы не сказала, что интересует. Мне, похоже, жаль его. Любопытно, каким он был до этого несчастного случая?
– А, в тебе, как всегда, заговорила жалость. Мать очень расстроится. Она безуспешно старается выдать тебя замуж вот уже пять лет.
– Прекрати, – Бэнни шутливо толкнула брата. – По крайней мере, на тебя она потратила вдвое больше времени, пытаясь найти тебе жену. В конце концов, ты единственный в поселке, который несмотря на то, что ему за двадцать, еще не был женат.
– Я знаю. – Он театрально приложил руку к сердцу:
– Я нарушаю заповедь Господню: плоди и размножайся. Мать часто напоминает мне об этом. Ну кто же захочет выйти замуж за бедного печатника?
– Бедного? Да твое дело процветает. Ведь ближайший печатник есть только в Бостоне.
– Я уверен, что моя будущая жена живет тоже в Бостоне.
– Ну что ж, тогда маме придется довольствоваться внуками, которых поставляют ей остальные члены нашей семьи.
Из другого конца комнаты Руфус махнул ей рукой, чтобы она принесла еще пива.
– Ладно, у меня дел полно.
