достаточно, чтобы увериться в этих качествах. К ним он мог прибавить самолюбие, гордость и неизменное участие к людям, оказавшимся в беде. Это было заметно по тому, как она обращалась с детьми: он был готов поклясться, что она знала имя и историю каждого из более чем восьмидесяти детей, живущих под крышей этого дома.
Наконец они вернулись в вестибюль. Пенелопа не могла придумать, что бы еще показать ему: он был на удивление наблюдательным и мог сделать выводы без пространных объяснений каждой детали. Остановившись, она спросила:
– Вам нужно еще что-то знать о нашей жизни здесь?
Барнаби покачал головой:
– Пока нет. Все в полном порядке. И судя по тому, что я узнал о ваших сотрудниках, вряд ли кто-то может шпионить или передавать сведения похитителям даже случайно.
Она едва удерживалась, чтобы не потупиться под его взглядом.
– Поэтому моим следующим шагом будет посещение места последнего исчезновения и допрос местных жителей. Если дадите мне адрес, я больше не стану отнимать у вас время, – продолжал он, обаятельно улыбнувшись.
Но Пенелопа не поддалась на уловку.
– Не стоит беспокоиться о моем времени. Сейчас главное для меня – вернуть мальчиков. Я, естественно, провожу вас туда, где раньше жил Дик. Не забывайте, соседи вас не знают и вряд ли захотят откровенничать с вами.
Он молчал. Неужели начнет возражать? Но Пенелопа знала, что настоит на своем. Наконец он наклонил голову:
– Если хотите.
Последнее слово заглушили шаги. Обернувшись, Пенелопа увидела экономку, миссис Кеггз.
– Прошу, мисс Эшфорд, уделите мне минуту вашего времени! Это насчет спального белья и лекарств для лазарета. Сегодня необходимо отослать заказ.
Пенелопа скрыла раздражение, не на миссис Кеггз, потому что та была права, а на несвоевременность требования. Неужели Адэр попытается использовать промедление как предлог, чтобы исключить ее из расследования? Она снова повернулась к нему:
– Это займет не больше десяти… пятнадцати минут.
И, не спросив, подождет ли он, объявила:
– Потом мы можем ехать.
В его взгляде не отразилось никаких эмоций. Похоже, он взвешивал, оценивал ее слова. И наконец кивком показал на входную дверь:
– Я подожду во дворе. Посмотрю на ваших подопечных.
– Я скоро приду, – пообещала она.
Барнаби проводил ее взглядом, отметив легкое покачивание бедер, после чего, улыбаясь, вышел под пасмурное небо.
Стоя на крыльце, он повернул голову направо, где смеялись и визжали дети пяти-шести лет. Они играли в догонялки и перебрасывались мячами. В левой части двора бегали пареньки от семи до двенадцати лет: группа, к которой должны были принадлежать пропавшие мальчики.
Спустившись с крыльца, он зашагал к ним. И хотя не высматривал ничего особенного, все же по опыту знал, что иногда вроде бы незначительные обрывки сведений становятся важной информацией, помогающей раскрыть дело.
Прислонившись к стене, он стал рассматривать мальчишек. Они были самые разные: толстые и тощие, крепыши и заморыши… большинство отличались резвостью, но некоторые хромали, а один волочил ногу.
Любая группа детей такого возраста из благородных семейств была бы физически более однородной, с тонкими чертами лица и длинными ногами.
Но у этих ребятишек имелось одно общее качество – беззаботность, которая не часто встречается у детей бедняков. Они чувствовали себя в безопасности. И были счастливы.
На противоположном конце игровой площадки сидел наставник, читая книгу и время от времени поглядывая на подопечных.
Один из мальчиков, жилистый, с хитрой физиономией, подобрался к Барнаби. И, дождавшись, пока тот опустит глаза, спросил:
– Вы новый учитель?
– Нет, – коротко бросил Барнаби. Но мальчик не сводил с него взгляда, поэтому он счел нужным объяснить: – Я помогаю мисс Эшфорд в одном деле и сейчас жду, когда она придет.
К этому времени к ним подтянулись остальные дети. Мальчишка удивленно раскрыл рот, оглянулся на друзей и, осмелев, поинтересовался:
– В таком случае кто вы?
– Я помогаю людям кое-что находить.
– Что?
«В основном злодеев».
– Вещи, которые они хотят отыскать.
