— Да, — сказал Джонас, — я увидел это в санках.
— Попробуем по-другому. Посмотри на тот книжный стеллаж, позади стола. Видишь книги на верхней полке?
Джонас нашел их глазами. Он посмотрел на них, и они изменились. Но ненадолго. Всего на пару секунд.
— Это случилось с книгами тоже. Но опять ушло.
— Выходит, я прав. Ты начинаешь видеть красный цвет.
— Что?
Дающий вздохнул.
— Как это объяснить? Когда-то, во времена воспоминаний, у всего были форма и размер, как и сейчас, но еще был признак, который назывался цветом. Цветов было много, и один из них назывался красным. Тот самый, который ты начинаешь видеть. У твоей подруги Фионы рыжие, отливающие красным волосы — очень редкий цвет, я давно уже ее заметил. Когда ты упомянул волосы Фионы, я сразу подумал, что ты начал видеть красный.
— А лица? Те, что я увидел на Церемонии?
Дающий покачал головой.
— Нет, кожа не красного цвета. Оттенков красного. Вообще-то, было время — ты увидишь это в воспоминаниях — когда кожа была самых разных цветов. Это было до того, как мы пришли к Одинаковости. Сегодня кожа у всех одного цвета, а то, что ты видел, были оттенки красного. Наверное, когда ты увидел, что лица приобретают цвет, он не был таким ярким и глубоким, как цвет яблока или волос твоей подруги.
Дающий вдруг усмехнулся:
— Мы так и не смогли достичь полной Одинаковости. Думаю, генетики все еще работают над этим. Волосы как у Фионы наверняка приводят их в бешенство.
Джонас слушал, силясь понять.
— А санки? — спросил он. — Они просто были красного цвета. Они не менялись, Дающий. Они просто были такими.
— Потому что воспоминание относится к тому времени, когда цвет просто был.
— Это так… ох, если бы я мог найти точное слово! Красный такой красивый!
— Так и есть.
— Вы видите его все время?
— Я вижу их все. Все цвета.
— А я увижу?
— Конечно. Когда получишь достаточно воспоминаний. У тебя есть Способность Видеть Дальше. А еще ты обретешь мудрость. И цвета тоже. И многое другое.
Но мудрость Джонаса пока не интересовала. Его полностью захватили цвета.
— А почему все не могут их видеть? Почему цвет пропал?
Дающий пожал плечами.
— Наш народ сделал выбор. Выбор в пользу Одинаковости. До меня и до того, кто был до меня, и еще и еще раньше. Мы отказались от цвета тогда же, когда отказались от солнечного света и вообще различий. — Он задумался. — Мы научились контролировать многие вещи. Но вынуждены были от многого отказаться.
— Не надо было! — яростно крикнул Джонас.
Дающий был впечатлен столь сильной реакцией. Затем улыбнулся.
— Быстро же ты пришел к такому заключению. Мне на это понадобились годы. Возможно, ты и мудрость обретешь быстрее, чем я. — Он взглянул на часы. — Ложись обратно. У нас еще много работы.
— Дающий, — спросил Джонас, укладываясь на кровать, — а что произошло с вами, когда вы стали Принимающим? Вы сказали, что начали Видеть Дальше, но не так, как я.
Руки легли ему на спину.
— В другой раз, — ласково сказал Дающий. — Я расскажу тебе в другой раз. А теперь за работу. Я придумал, как помочь тебе с цветом. Закрой глаза и расслабься. Я передам тебе воспоминание о радуге.
13
Проходили дни и недели. С помощью воспоминаний Джонас выучил названия цветов. Он начал их видеть и в обычной жизни (хотя он отлично понимал, что она уже не обычная и никогда не будет обычной). Но эти цвета невозможно было удержать. Вспышка зеленого — лужайка на Центральной Площади, куст на берегу реки. Оранжевые тыквы, которые привезли в коммуну с полей, — всего мгновение он видел ярчайший цвет, а затем опять ничего, все тот же оттенок серого.
Дающий предупредил его, что пройдет еще много времени, прежде чем он сможет удерживать цвета.
— Но я хочу сейчас! — сердито заявил Джонас. — Это нечестно, что нет цветов!
— Нечестно? — удивился Дающий. — Объясни, что ты имеешь в виду.
— Понимаете… — Джонас замолчал, чтобы подумать. — Если все одинаковое, то нет никакого выбора! Я хочу просыпаться утром и решать, например, голубую форму надеть или красную? А она всегда, всегда одинаковая.
Он посмотрел на бесцветную ткань, из которой была сшита его форма, и усмехнулся:
— Я знаю, это неважно, что на тебе надето. Правда, неважно.
— Важна сама возможность выбрать, да? — спросил Дающий.
Джонас кивнул.
— Мой младший брат… — начал он. Затем поправил себя. — Нет, это не совсем точно. Он мне не брат на самом деле. Ну, этот Младенец, о котором заботится моя семья. Его зовут Гэбриэл.
— Я знаю про Гэбриэла.
— Так вот, он сейчас в возрасте, когда дети многое узнают о мире. Он хватает игрушку, если держать ее перед ним, — Отец говорит, что это развивает мелкую моторику. И он очень милый.
Дающий кивнул.
— Но теперь, когда я различаю цвета, по крайней мере иногда, я подумал: а что если бы ему дали, скажем, ярко-красную игрушку и ярко-желтую? И он мог бы выбрать? Вместо Одинаковости.
— Он мог бы сделать неправильный выбор.
— А, — Джонас умолк. — Вот в чем дело. Я понял. Это неважно, когда речь идет об игрушках. Но потом становится очень важным. Мы не осмеливаемся давать людям выбирать.
— Потому что это небезопасно?
— Да, именно, — подтвердил Джонас. — Что если бы человек сам выбирал себе супруга? И ошибся в выборе? Или, — продолжил он, посмеиваясь над абсурдностью предположения, — люди сами выбирали бы себе работу?
— Это кажется опасным, — сказал Дающий.
— Очень опасным. Такое даже представить себе сложно. Нам действительно нужно защищать людей от неправильного выбора.
— Так безопасней?
— Да, — согласился Джонас. — Гораздо безопасней.
Но даже когда они заговорили о чем-то другом, Джонас продолжал испытывать какое-то неудобство, его что-то мучило, и он не понимал, что.
Теперь он часто злился: на своих одногруппников — за то, что они довольны жизнью, хотя в ней так многого не хватает. И на себя — за то, что ничего не может для них сделать.
Он пробовал. Не спросив разрешения у Дающего — Джонас подозревал, что тот запретит, — он
