отца. И на нем лежала ответственность следить за ней.
– Кто этот человек?
– Кто он – не имеет значения. Брайан, твой отец умер. Я вольна встречаться с кем захочу.
Он ничего не мог возразить ей и просто молча стоял и смотрел на нее. Волосы у нее отросли и, обрамляя лицо, падали на плечи влажными колечками. Полотенце сползло и едва прикрывало грудь.
Брайан взял полотенце пальцами и подтянул его до подбородка.
– Лучше прими горячую ванну, а то простудишься.
– Простужусь? На улице теплынь!
Вдруг смешавшись, он резко бросил:
– Отэм, иди спать.
– А ты иди к черту! – Она хлопнула дверью.
Некоторое время Брайан стоял в замешательстве.
Он не собирался ссориться с Отэм и не знал, что у нее был день рождения. В свое время она каким-то образом вызнала, когда его день рождения, и устроила вечеринку.
Он вернулся в комнату, взял с тумбочки свой стакан и сделал большой, долгий глоток. Лайза раскинулась на кровати, разметав по подушке светлые волосы. Ее груди сплющились и расползлись вширь. Она посмотрела на него и прищурилась.
– Ты спишь с ней?
– Нет.
– А хочешь?
Он стукнул стаканом о тумбочку.
– Она вдова моего отца.
– И что?
– А то, что заткнись.
Лайза вытянула длинные красивые ноги, сунула руку ему под халат и погладила его.
– Ах, какие мы твердокаменные!
Он обнажил зубы, пальцами изобразил когти и прорычал страшным хриплым голосом:
– Это чтобы лучше тебя трахать, моя милая!
Потом скинул халат и без всяких предисловий забрался к ней между ног. Когда он приподнял ее бедра и вошел в нее, Лайза вскрикнула:
– Брайан!
– Послушай, Лайза, у меня нет настроения ворковать и ухаживать. Мне хочется вот так, ладно?
– Нет, не ладно. Мы с тобой не дети на сеновале, и я тебе не какая-нибудь знойная проститутка, которую ты подцепил в Сингапуре!
Брайан вздохнул и немного поласкал ее, пока она не отозвалась на его желание. Потом он овладел ею с холодным безразличием, откинулся на спину и задумался.
Родители Лайзы и Брайана дружили еще до их рождения. С того времени, когда Брайан начал понимать разницу между мальчиками и девочками, его отец запланировал их поженить. К тринадцати годам Брайан решил, что не женится ни на Лайзе, ни на ком бы то ни было, если сам этого не захочет.
Жизнь с Лайзой была бы легкой и безмятежной. Хорошая мать, покладистая, темпераментная женщина: из нее вышла бы хорошая жена. Единственной проблемой было то, что он не любил Лайзу и никогда не полюбит.
Брайан положил ее голову себе на плечо и потерся лицом о ее густые мягкие волосы.
– Извини, котенок.
Она оттолкнула его и села на постели.
– Мне нравится, когда ты бываешь нетерпеливым и диким, но я не хочу, чтобы ты трахал меня, когда хочешь кого-то другого.
– О чем, черт возьми, ты болтаешь?
– Об Отэм! – закричала она. – Когда ты вышел, ты не был возбужден, а когда вернулся после разговора с ней – уже был.
– Отэм тут совершенно ни при чем.
– Нет, при чем. Ты годами искал себя и все равно ни хрена не понял. Тебе хочется трахать Отэм, и это терзает тебя, грызет тебя, делает тебя круглым болваном! – Лайза соскочила с кровати. – Не смей мне звонить до тех пор, пока тебе не захочется именно меня.
Глава 38
На высокую ветку дуба уселся кардинал и стал радостно подзывать самочку. Брайан недовольно покосился на шумную птицу, зевнул и ткнул вилкой в омлет. Он провел ночь, успокаивая Лайзу. Ревность превратила исключительно покладистую женщину в сущую стерву. Когда они не трахались, она занудствовала. Снова и снова Лайза напоминала ему, что он лишил ее невинности на сеновале, а потом уехал, то есть бросил. А она долгие годы ждала, когда же он вернется домой.
«Ждала – в перерыве между двумя мужьями», – подумал Брайан. Только в четыре часа он наконец смог отвезти ее домой, да и то ему пришлось буквально одеть ее, вынести из дома и затолкать в машину.
Брайан посмотрел на тарелку с овсянкой, стоявшую напротив него. Отэм попросила накрыть ей завтрак на террасе, однако есть не вышла. Еще на столе лежала стопка финансовых отчетов. Он попробовал просмотреть их, но было как-то слишком уж тихо. Не получалось сосредоточиться.
Брайан взял в рот кусочек омлета и вдруг понял, что он стал рабом привычек. Утро казалось ему каким- то не таким, если напротив не сидела и не болтала Отэм. Впрочем, нет, она не болтала. У нее была поразительная манера направлять беседу так, чтобы, не касаясь самой себя, заставить говорить главным образом его. Если бы он собрал воедино все, что знал о ней, то сумма практически равнялась бы нулю.
Он положил вилку на тарелку. К столу подошла Дэйзи и показала на омлет:
– Что такое с омлетом?
– Ничего.
– Тогда почему не ешь?
– Что-то не хочется. Где Отэм?
– Бегает. Ты бы лучше сегодня утром с ней не балагурил. У нее плохое настроение.
– Я не балагурю с Отэм.
– Нет, балагуришь. Все время к ней цепляешься. – Дэйзи отвернулась. Со стороны розового сада приближалась Отэм. – Не забудь, что я тебе сказала.
– Слушаюсь, мадам.
Отэм, все еще тяжело дыша, села напротив. В лучах утреннего солнца каштановые волосы отливали бронзой и золотом. На верхней губе у нее выступили бисеринки пота.
– Доброе утро.
Брайан смотрел, как она наливает молоко в тарелку с овсяными хлопьями и размешивает кашу ложкой.
– Как ты можешь есть такое дерьмо?
– Могу – наверно, потому, что я на нем выросла. В отличие от тебя, бывали времена, когда у нас в доме ничего другого не находилось.
Брайан не знал почему, но Отэм раздражала его. На ней были спортивные шорты и трикотажная рубашка, под тонкой материей ясно просматривались очертания сосков.
– Ты никогда не носишь нижнего белья?
– Что тебе не нравится в моей одежде?
– Слишком уж обтягивающая.
– Это на тебя, Брайан, город так влияет. Ты становишься таким же занудой, как твой отец.
– Вполне возможно, – сказал он и показал на ее грудь. – Однако то, что принято в Сан-Франциско, раздражает здесь, в Эдисонвилле.
