— Да? Должно быть, они неплохо проводят время.
— А почему бы и нет? Карлсон, кажется, мужчина.
Энджел услышала, как горько прозвучали ее слова, и изо всех сил постаралась взять себя в руки, но ничего не получилось. Глаза ее наполнились слезами, и к горлу подступил комок.
— А если не Карлсон, то любой другой мужчина, — с трудом произнесла она и резко отвернулась.
Отвернулась и внезапно застыла, так, что взметнувшиеся волосы легкой вуалью легли ей на лицо. В дверях из студии в спальню стоял Хок. Она не слышала, как он вошел. Он сделал это так тихо, что не скрипнула ни одна половица.
Его густые черные брови были сведены к переносице, и мрачное лицо не оживлял даже утренний свет. Он выглядел злым и усталым.
Выражение его лица не изменилось даже тогда, когда Дерри выругался, сообразив, что Хок подслушивал их разговор с Энджел.
— Твоя компания мне вовсе не ненавистна, Ангел. — Голос Хока звучал глухо и равнодушно.
— Значит, ты получаешь от ненависти больше удовольствия, чем я.
Дерри шумно вздохнул.
— Извини, — пробормотала Энджел и, глядя перед собой, прошла мимо Хока в спальню. — Мне нужно немного отдохнуть.
Она спокойно закрыла дверь, вынуждая Хока пройти в студию, но дверь хлопнула неестественно громко. Содрогаясь от судорожных рыданий, Энджел прислонилась к стене. Из глаз ее непрерывным потоком текли слезы, но ей было все равно. У нее больше не было сил скрывать свои чувства. Она сбросила с ног ботинки, уткнулась лицом в подушку и провалилась в сон.
Когда Энджел проснулась, наступил уже день. Чистый желтый свет наполнил комнату, превращая случайные пылинки в искорки золота. Она потянулась и вздрогнула, потревожив порез на спине — маленькую ранку, оставшуюся от крючка.
Боль напомнила Энджел обо всем, что случилось. Воспоминания резанули, как осколок стекла, и она с силой сжала губы. Какое-то мгновение она лежала, не шевелясь и не пытаясь отогнать эти мысли, позволяя им мучить ее. Она по опыту знала, что на границе между сном и явью ее чувства командуют ею и бороться с ними бесполезно.
Слава Богу, это мгновение прошло. Энджел сбросила легкое стеганое одеяло, и вдруг рука ее замерла в воздухе. Она сообразила, что покрывало лежит рядом с кроватью, а одеяло вовсе не ее. Оно из комнаты гостей.
Энджел представила, как Дерри, стараясь не шуметь, ковылял на костылях через холл, чтобы покрыть ее одеялом, и на губах ее заиграла нежная улыбка. После той аварии Дерри так заботится о ней. Что бы она ни говорила и ни делала, он во всем старается поддержать ее.
Забота Дерри внесла некоторый мир и покой в ее чувства. Спокойствие, которое исходило от него, давало ей силы.
Энджел надела длинное светло-розовое платье, обнявшее ее мягким шелком до самых пят. К лифу были пришиты крошечные серебряные колокольчики. Точно такие же крепились на двойной цепочке к правой щиколотке и левому запястью Энджел и нежно позвякивали при каждом ее движении в такт колокольчикам ее сережек.
Энджел купила это платье и украшения два года назад, в то время тишина дома в Сиэтле грозила лишить ее рассудка. Когда она расчесывала волосы, мелодичный и нежный звон колокольчиков был созвучен шелесту ее сверкающих, как солнечные лучики, шелковистых волос.
Энджел на минуту остановилась, разглядывая себя в зеркале. Ее первым побуждением было наложить на лицо побольше косметики, которая скрыла бы бледность кожи, сиреневые тени под глазами и почти бесцветные губы. Нет, не стоит. Она пожала плечами и отвернулась. Какая разница! Дерри слишком хорошо ее знал, чтобы можно было ввести его в заблуждение.
А что касается Хока… Хок он и есть Хок — человек, ненавидящий женщин.
А Ангел — это Ангел, женщина, которая влюбилась в ненормального мужчину.
Только на минуту. На мгновение.
Беззвучно касаясь пола босыми ногами, Энджел тихо прошла в холл. Серебряные колокольчики позвякивали так нежно, что их могла слышать только она сама. Из комнаты для гостей доносился низкий голос Хока. Он разговаривал по телефону. Энджел машинально бросила взгляд на часы:
«Три. Если он не поторопится, мы прозеваем прилив. Впрочем, это не имеет никакого значения. Мы прозевали уже много приливов. Все.»
Дерри сидел во внутреннем дворике, штудируя толстую книгу, где формул было больше, чем слов. Легкий ветерок ерошил его белокурые волосы, так он еще больше походил на подростка. Нахмурившись, он что-то подчеркивал в книге ярко-желтым фломастером.
Стараясь не потревожить Дерри, Энджел осторожно прошла на кухню. Она разбила несколько яиц, сделала тосты, затем налила в чашку убийственно крепкий кофе, с которым во время занятий не расставался Дерри. Она ела, стоя у плиты, не потому что хотела есть, а скорее по привычке и еще потому, что еда даст ей силы, в которых она так сейчас нуждается.
Безмолвное появление Хока на этот раз не застало ее врасплох. Энджел стояла спиной к двери, но так ясно ощутила его присутствие, словно он заговорил с ней. Доев яйцо, она повернулась и ополоснула под краном тарелку.
Ей совершенно не хотелось с ним встречаться, но именно поэтому она обернулась и посмотрела ему в лицо. Жизнь научила ее: чем больше стараешься чего-то избежать, тем больше боишься этого. Только встретив неприятность лицом к лицу, можно справиться с ней или научиться сосуществовать с ней.
— Когда ты едешь к Карлсону? — спокойно спросила Энджел и равнодушно посмотрела прямо ему в глаза.
— Я к нему не еду.
Хок окинул Энджел удивленно-злым взглядом.
— Когда Дерри удалось соединиться по радио с «Черной луной», Карлсон уже находился на полпути к Аляске, — сказал Хок. — Очевидно, начался нерест рыбы.
Энджел опустила длинные ресницы, отчего тени под глазами стали еще темнее.
— Какая жалость! — сказала она. — Его компания доставила бы тебе удовольствие. А кому Дерри велел сопровождать тебя?
— Никому.
Энджел так резко вскинула голову, что серебряные колокольчики ее сережек, спрятанные под роскошным водопадом волос, вздрогнули и зазвенели.
Хок удивленно посмотрел на Энджел и шагнул к ней. Она мгновенно отпрянула, и от этого ее движения затрепетали все остальные колокольчики. Его бездонные глаза ощупали всю ее фигуру, пересчитали все колокольчики, все кусочки серебра, рождающие этот сладостный звук.
На этом фоне стук костылей Дерри по деревянному полу прозвучал, как раскат грома. Энджел с несказанным облегчением обернулась к двери, освобождаясь от магии пристальных глаз Хока.
— Ты выглядишь намного лучше, — сказал Дерри. — Как ты себя чувствуешь?
— Отлично. — Ее ответ прозвучал слишком отрывисто и холодно, и ей самой стало неловко. — Спасибо, что принес одеяло, — поспешно добавила она.
— Одеяло? — удивился Дерри.
Энджел взглянула на Хока, но он молчал и только смотрел на нее глазами голодного хищника.
— Не важно, — сказала Энджел.
Крошечный островок спокойствия в ее душе разлетелся в клочья.
Похоже, Хоку все же не чужды человеческие чувства. Например, чувство вины.
Видит Бог, он его заслужил.
— Как идет учение? — спросила Энджел, стряхивая с себя нахлынувшие воспоминания.
Дерри скорчил гримасу:
— Медленно.
Он стоял в нерешительности, внимательно глядя на нее своими заботливыми, любящими глазами.
— Энджел! — неуверенно сказал он.
