Мэг сняла с себя золотой крест своей матери. Поцеловав его, она положила символ спасения в перчатку Доминика.
– Да хранит тебя Бог, – проговорила она.
Доминик вынул крест из перчатки и надел его.
Дункан с отчаянием смотрел на ту, с которой был когда-то помолвлен, и на человека, которого безжалостная судьба сделала его смертельным врагом.
– Мэгги, я не хотел причинить тебе никакого вреда. Ты веришь мне?
– Да.
– Хоть на этом спасибо.
– Я должна говорить, и пусть меня услышат все! – объявила Мэг.
Рыцари окружили ее. Мэг повернулась так, чтобы ее прежде всего слышали люди Дункана. Лицо Мэг было бледно, а глаза горели зеленым огнем.
– Если кто-нибудь из вас вынет меч из ножен прежде, чем поединок закончится, то вы узнаете, что такое гнев Глендруидов.
– Ах, Мэгги, ты никого не можешь убить, – печально улыбнулся Дункан.
– Есть вещи гораздо страшнее смерти, Дункан из Максвелла, – сурово произнесла Мэг, – они придут к твоим людям во сне, и они никогда больше не проснутся.
Когда Мэг замолчала, священник бросил на землю обглоданную кость и в страхе перекрестился. Всем было не по себе, кроме Доминика. Он смотрел на Мэг. В ней звенела весенняя сила, которая заставляет ростки новой жизни пробиваться из-под мертвой почвы. Вдруг он понял ее слова: «Раны, нанесенные зимой, должны обнажиться, прежде чем весна исцелит их, и только самые выносливые переживают обновление. Исцеление – не для слабых сердцем».
Священник исповедал обоих воинов. Когда каждый из них был готов к встрече с Господом, Саймон помог Доминику надеть тяжелый шлем. Хотя никто из них не сказал ни слова, Мэг поняла немой диалог братьев. Она посмотрела на Дункана, но увидела перед собой не врага, а юношу с глазами газели, которого знала с самого детства. Дункан был ей братом, и другого такого у нее уже никогда не будет. Мэг заплакала. Снова подняв глаза, она увидела, что Доминик не сводит взгляда с нее и с Дункана. Она хотела еще раз подойти к мужу и обнять его, но было уже поздно.
Протрубил рог, и всадники разъехались по разным сторонам луга. Два мощных жеребца помчались навстречу друг другу. Из-под их копыт летели комья земли и вырванная трава, их стук напоминал раскаты грома. Рыцари съезжались, закрывшись щитами. Грохот оружия заглушил все остальные звуки. Воины разъехались и снова понеслись навстречу друг другу. Опять раздался скрежет металла, и опять оба были целы и невредимы. Ни в третий, ни в четвертый раз не было ясно, кто же берет верх.
– Они слишком хорошо владеют оружием, – сказал Саймон. – Если Дункан ошибется или его копье сломается…
Одновременно со словами Саймона раздался треск копья. Но принадлежало оно Доминику. Ему удалось выдержать удар Дункана, прикрывшись щитом, но сильный толчок выбил его из седла. Поднявшись на ноги, Доминик попытался догнать удалявшегося Крестоносца, но конь Дункана вертелся на месте и мешал Доминику снова сесть в седло. Риверсы начали радоваться быстрой и легкой победе. Мэг в ужасе наблюдала за происходящим. Если Доминик повернется спиной к Дункану и побежит, жеребец просто затопчет его. Если он вынет меч и продолжит бой, то наверняка будет убит. Саймон крепко держал Мэг, не пуская ее на место поединка. Но она и не пыталась вырваться – ведь она ничего не могла сделать. Доминик стоял не двигаясь, словно готовясь встретить смерть лицом к лицу. Все ждали, что в последний момент он отпрыгнет в сторону, избегая копья и копыт жеребца. Так обычно поступает рыцарь, чтобы выиграть время. Но никто уже не мог помочь Доминику. В ритуальном поединке это запрещено. Бог решает, кто прав и кто виноват. Пегий жеребец Дункана скакал прямо на Доминика, на ходу набирая скорость. Дункан приподнялся в седле, его лицо было перекошено.
Чтобы избежать копья, Доминик был вынужден стоять на месте до последнего момента, а потом резко отклониться от смертоносного острия. Когда Доминик отпрыгнул в сторону, конь был так близко от него, что грязь, вылетевшая из-под копыт жеребца, запачкала его одежду. Еще мгновение – и конь Дункана растоптал бы его.
Повернувшись, Шотландский Молот снова атаковал Доминика. Все повторилось. Во время шестой атаки Доминик вдруг прыгнул по направлению к Дункану. Он схватил соперника за правую ногу и постарался поднять над седлом настолько, чтобы тот потерял равновесие. Тактика сработала: Дункан упал с жеребца. Он отбросил ненужное копье и схватился за меч. Дункан был такой же проворный, как и Доминик, но, когда он попытался подняться на ноги, Доминик ударил его тыльной стороной меча ниже колен, и Дункан упал навзничь. Через секунду Доминик уже приставил меч к его горлу. Дункан зажмурился, ожидая смерти. Доминик стоял над ним, тяжело дыша. Лезвие меча поранило шею Дункана, и кровь стекала тоненькой струйкой.
– Ты как-то сказал, что еще никому не удавалось стать выше тебя, кроме шотландского короля. Перед тобою выбор: умри сейчас или стань моим вассалом.
На лугу воцарилась мертвая тишина. Тогда Шотландский Молот, взвесив все за и против, произнес клятву верности и смущенно улыбнулся.
– Лучше быть вассалом, чем обедом для червей, – сказал он.
Доминик рассмеялся.
– Я согласен с тобой, Дункан, – с облегчением произнес он.
Доминик опустил меч и протянул Дункану руку, помогая ему подняться. Прежде чем встать, Дункан преклонил перед Домиником одно колено как перед своим господином. Ле Сабр оценил это. Он подал Дункану его меч.
– Ты дал мне свое слово, – проговорил он, – и твоей клятвы с меня довольно. Но мне не нужен невооруженный вассал.
Он повернулся к Риверсам:
– Я наделяю Дункана из Максвелла большим поместьем из числа моих владений.
Приятно удивленный, Дункан почтительно склонил голову.
– Вы, кто служит ему, можете сами выбрать свою судьбу. Или вы покинете эту землю, и я обещаю вам, что вы сможете сделать это беспрепятственно. Или вы останетесь вассалами Дункана, а это значит, что одновременно вы покоритесь мне.
Глава 25
Доминик и Саймон следили за отъездом тех Риверсов, которые предпочли последовать за Рыжим, покинув Шотландского Молота. Старая Гвин и Мэг оказывали помощь пострадавшим в военных играх. В большом зале шли приготовления к пиру, а соседний зал был временно превращен в лазарет.
– Ой! – вскрикнул Дункан, вырываясь из рук Мэг. – Мне очень больно!
Дункан выразил желание быть последним из пациентов, так как раны его были незначительны.
– Сиди спокойно, – приказала ему Мэг. – Когда ты лежал на земле с приставленным к горлу мечом, тебе не приходило в голову жаловаться.
– Я был уверен, что умру. Какой смысл жаловаться перед смертью?
Мэг холодно посмотрела на Дункана. Она симпатизировала ему, но еще не забыла, как шотландец несся на своем жеребце прямо на Доминика, стараясь нанести смертельный удар.
– Откинь голову назад, мне нужно осмотреть твою шею.
– Мне не нравится твой взгляд, Мэгги. Я не хочу подставлять свое горло волчице.
Глаза бывших жениха и невесты встретились. Его взгляд говорил, что он понимает ее сложное положение, но в то же время все это просто развлекало его. Напряжение, которое она чувствовала, начало спадать.
– Если Доминик пощадил своего врага, то я пощажу вассала, – отрезала она.
Не обращая внимания на насмешливые взгляды находящихся в зале воинов, Дункан состроил гримасу и запрокинул голову.
– Судя по твоим душераздирающим стонам, голова почти отделена от шеи. Я ожидала увидеть кровавую рану.
Рыцари развлекались неожиданным зрелищем: молодая женщина насмехалась над свирепым воином.
